Э.М. Мирский, Л.М. Барботько, В.А. Войтов
В статье рассматривается эволюция представлений об "этосе науки" во второй половине ХХ - начале XXI вв. Эти представления о предположительных регулятивах поведения ученых (наборы норм, ценностей и типологий), введенные вначале для первичной систематизации историко-научных сведений, постепенно развивались в объяснительные конструкции, все более продуктивно используемые в исследованиях институциональной структуры науки как профессии. В настоящее время представления об этосе науки все чаще берутся за основу кодифицированных нормативных документов - университетских уставов, исследовательских хартий и т.п., целью которых является сохранение целостности и эффективности научной деятельности.
Вместо введения
Попытки осмыслить перемены, происходящие в социально-экономических системах, начиная с последней трети ХХ в., зафиксировать новую тенденцию в системных терминах цивилизационного масштаба так или иначе связываются с развитием информационных технологий (ИТ): построение "информационного общества", "инновационной экономики", "экономики, основанной на знании (knowledge based economy)", наконец, "общества, основанного на знании (knowledge based society)" 1.
Одной из главных характеристик этого процесса признается резкое усиление роли и степени участия интеллектуального потенциала, а соответственно, науки и образования как институтов, обеспечивающих социальное функционирование и воспроизводство этого потенциала2. Логично было бы предположить, что подобное расширение функций науки и образования потребует серьезного изменения не только их связей с другими социальными институтами, но и определенных внутрисистемных изменений, в том числе изменений в поведении ученых, а соответственно - отношений и социального управления в научном сообществе
3. Уже сам масштаб происходящих процессов указывает на острую необходимость сдвигов не только в управлении научными организациями и учреждениями (со стороны государства, частных корпораций и т.п.), но и в системе отношений внутри сообшества - в структуре идеологии, мотивации и детерминации поведения ученых, то есть той квазинравственной практике определенных социальных групп, которая применительно к науке с легкой руки Р. Мертона укоренилась в социологии под термином "этос".
Выбор в качестве объекта исследования системных изменений предполагает, что мы имеем дело с материалом, уровень организации которого позволяет судить о системности объекта не только на основе умозрительных заключений, но и на базе ранее полученных и надежно интерпретированных данных. К сожалению, такой массив данных о российской науке отсутствует, идет ли речь о четко сформулированной научной политике, о целенаправленной стратегии и системе управляющих воздействий, либо о процессах самоорганизации и институтах самоуправления в исследовательском сообществе. Поэтому рассмотрению подвергаются явления, характеризующие развитие западной науки в последней трети прошлого века, где системность объекта - научной профессии - была достигнута ценой огромных и продолжающихся усилий социологов, науковедов и представителей научной бюрократии после второй мировой войны4.
Такой подход выглядит вполне оправданным и при анализе ситуации в отечественной науке. Есть достаточные основания считать, что несуразицы нашей научной жизни при всей ее неизбывной уникальности вполне удовлетворительно описываются понятиями и схемами, разработанными нашими западными коллегами. Соответственно, есть основания считать, что многие вызовы, с которыми столкнулась западная наука, либо существуют у нас, но не могут быть идентифицированы на фоне общего беспорядка, либо встанут перед нами в ближайшее время.
Наука как профессия
Во второй половине ХХ века именно на Западе, и прежде всего в США, были предприняты энергичные усилия по формированию науки как свободной профессии со своими институтами, собственной системой социального контроля и воспроизводства и со специфической системой отношений с другими институтами общества, включая государство и бизнес. Более того, именно на научной профессии были созданы, испытаны те механизмы управления и самоуправления, которые затем оказались с необходимыми модификациями приняты всеми "свободными" профессиями5.
Результаты исследований привели к настоящему прорыву в управлении наукой. Они продемонстрировали огромные резервы, которыми располагают институты научного сообщества - традиционные формы профессиональной самоорганизации науки. Пожалуй, самым существенным было то, что эти формы не претендовали на замену бюрократического управления, а давали возможность его модификации, дополняя его в некоторых качественно новых направлениях.
Совокупность институтов сообщества ответственна за целостность науки как профессии и ее эффективное развитие, несмотря на то, что профессионалы рассредоточены в пространстве и работают в разных странах, в различном общественном, культурном и организационном окружении.
Основные характеристики этих институтов были определены следующим образом:
1. Обладание совокупностью специальных знаний, за хранение, трансляцию и постоянное расширение которых ответственно научное сообщество.
2. Наличие внутри профессии форм вознаграждения, выступающих достаточным стимулом для специалистов и обеспечивающих их высокую мотивацию относительно профессиональной карьеры.
3. Автономность профессии в привлечении новых членов, их подготовке и контроле их профессионального поведения.
4. Заинтересованность социального окружения профессии в продукте деятельности ее членов (новом знании и владеющим им специалистах), гарантирующая как существование профессии, так и действенность профессиональных институтов6.
Соответственно сформировалось разделение сфер управления наукой. С одной стороны, это научная бюрократия (государственная, академическая, корпоративная и т.д.), сферой ответственности которой является деятельность научных организаций, то есть элементы инфраструктуры, которая должна обеспечить эффективную деятельность исследователей, а соответственно, модифицируется и меняется в зависимости от конкретных условий и потребностей.
С другой стороны, это управление профессиональной деятельностью и поведением многих тысяч исследователей: формированием структуры и институтов сообществ, сети коммуникаций и информационных потоков, статусных отношений, контроля качества и, что крайне важно, механизмов воспроизводства профессии и подготовки новых поколений исследователей.
Принципиально разными выглядят и механизмы управления. Для управления организациями требуется управление типа management, в управлении поведением профессионалов-ученых необходимо управление типа control в кибернетическом смысле этого слова.
В течение двух-трех десятилетий такая схема управления наукой работала в США настолько эффективно, что ее с теми или иными модификациями пытались применить практически во всех западных странах7. Более того, по мере развития интеллектуальной составляющей других профессий (прежде всего, высокотехнологичного бизнеса) в структуре повышения квалификации их представителей росла потребность в полномасштабном научном образовании.
Именно здесь новые схемы управления наукой и подверглись первым серьезным испытаниям.
Наука и бизнес-сообщество
Выбор в 70-х годах стратегии трех "Э" (Энергетика, Экология, Экспорт) в качестве основы экономического развития США послужил сигналом интенсивного развития бизнеса в сфере высоких технологий. Вместе с исследованиями и разработками в соответствующих областях росла потребность в создании схем инвестиций, механизмов продвижения и распространения товаров и услуг, совершенно новых для существовавшего в то время рынка. Все это в свою очередь вызвало нужду в специалистах, а тем самым и взрывное развитие в американских университетах и колледжах специализации в сфере финансов и бизнеса (Busines-Schools), ориентированных на новые потребности рынка.
Вполне естественным следствием формирования нового профессионального сообщества было его стремление к структуризации по научному образцу, борьба за статус, включая формирование элиты, первым признаком которой являлось наличие степеней магистра и доктора, а также создание научных обществ соответствующего профиля.
Анализ этой ситуации, проведенный Американской Ассоциацией научных обществ (American Association for Advancement of Science - AAAS), очень встревожил ее руководство. Во-первых, взрывной рост числа новоиспеченных докторов и магистров никак не соответствовал объему исследований, в ходе которых эти "ученые" могли быть подготовлены. Во-вторых, качество выборочно рассмотренных диссертационных работ и их экспертиза ни в коем случае не отвечали самым либеральным профессиональным стандартам.
Ранее такого рода ситуации встречались в отдельных университетах и колледжах. В подобных случаях руководство AAAS после анализа положения принимало меры по помощи коллегам, командируя обычно в проблемные вузы квалифицированных профессоров и выделяя исследовательские гранты для усиления научной деятельности и качества подготовки научной смены.
Когда же нарушения приобрели массовый характер, средств профессионального управления со стороны AAAS оказалось явно недостаточно. Тем более, что в ряде случаев появились обоснованные подозрения в коррупции руководства университетов и колледжей, не устоявшего перед напором алчущих научных лавров представителей бизнеса и чиновников. AAAS обратилась к государственным структурам, и расследованием сложившегося положения занялось Федеральное бюро расследований США с привлечением экспертов, предложенных научными обществами и университетским сообществом8.
Была проведена массовая проверка валидности дипломов, в результате которой были зафиксированы массированные нарушения. Так, например, один университет за 11-летнюю историю своего существования выпустил 620 подготовленных таким образом "дипломированных" специалистов, 171 из которых работал в органах государственной власти США. По итогам проверки было закрыто 50 американских университетов и колледжей9.
Нужно отметить, что это был, по сути дела, первый опыт такого масштабного взаимодействия профессионального сообщества и государственной бюрократии. Он оказался успешным.
Однако научная профессия в конце века столкнулась с гораздо более сложными и опасными вызовами. Причем проблемы вновь обнаружились в сфере взаимодействия науки и бизнеса. На этот раз бизнеса инновационного.
Инновационный бизнес - зона фронтира
Наиболее ясными сигналами о появлении изменений существования и окружения научной профессии выступают сведения о регулярных сбоях в функционировании традиционных систем вообще, в данном случае - систем контроля научной деятельности со стороны сообщества.
На рубеже 90-х годов, наряду с новыми успехами во взаимодействии науки и высокотехнологичного бизнеса, был отмечен и целый ряд скандалов, обративших на себя внимание и научного сообщества, и государственных институций, ответственных за развитие науки10.
Речь шла о подтасовке, неверной интерпретации или фальсификации исследовательских результатов в отчетах или статьях в весьма уважаемых научных журналах. И хотя число обнаруженных случаев недобросовестного представления результатов было сравнительно невелико - счет шел на единицы, - регулярность их появления вызвала у ученых и менеджеров науки более чем обоснованную тревогу11.
Дело в том, что целостность науки, эффективность научного поиска и развитие науки самым непосредственным образом зависят от качества содержания информационных массивов. Особенно это касается фундаментальных исследований. Исследователь вынужден доверять информации, полученной от коллег. Выбор темы работы, прогресс в решении отдельных проблем, перспективность направлений их изучения, свое место на переднем крае исследований - все это определяется той информацией, которую каждый ученый получает от своих коллег по каналам коммуникации, связывающим в сеть многие тысячи охотников за новым научным знанием12.
Надежность этой сети, достоверность передаваемой в ней информации на протяжении всей истории науки были основой научной профессии, предметом постоянных усилий институтов самоорганизации и социального контроля научного сообщества. Правила поведения участников этой сети были предельно просты и очевидны, не было нужды в каких-либо специальных кодексах или писаных регламентах, мэтры своим примером передавали молодому пополнению еще на учебной скамье нормы хорошей научной практики. Заодно молодежь могла убедиться и в том, что санкции к нарушителям - потери статуса или полное отторжение сообществом - были неизбежны и эффективны.
Научное сообщество постоянно боролось за автономию при обеспечении порядка в своих рядах, всячески сопротивляясь попыткам внешнего регулирования поведения ученых со стороны государства или других социальных институтов. Поэтому регулярное появление "ненадежных" публикаций вызвало паническую реакцию, оно свидетельствовало, что эта веками отстраиваемая система контроля стала давать сбои.
Нужно отдать должное нашим зарубежным коллегам, преодолев короткий период замешательства и истерик ("Небывалое падение нравов!", "Девальвация традиционных ценностей!", "Все на борьбу с …!" и т.п.), они предприняли энергичные усилия по экспресс-анализу и практическому решению новой проблемы. Уже первые результаты этого анализа оказались весьма нетривиальными.
Для начала было сформулировано само представление о злонамеренном нарушении (журнал "Science" использует термин "misconduct"). Таковым признается "фальсификация, фабрикация или присвоение данных, совершенные намеренно или по чрезвычайной небрежности"13. Удалось ограничить и "пространство", в котором локализованы нарушения. Хотя рассматривались случаи нарушений в фундаментальной науке, их большинство было зарегистрировано в пограничной зоне взаимодействия между исследователями и бизнесом. Та самая коммерциализация исследовательских результатов, на интенсификацию которой направляется столько усилий, обнаружила весьма опасные побочные эффекты. При этом всплеск нарушений приходится на медико-биологические исследования, позволяющие наиболее быстрое коммерческое использование результатов, так как для их продвижения на рынок, как правило, не требуется создавать громоздкой производственной базы. В то же время для компаний, производящих фармацевтические, пищевые и т.п. продукты, очень важно сослаться на научную "биографию" инновации при ее экспертизе и контроле.
Особую тревогу в этой связи вызвало и поведение издателей некоторых весьма престижных научных журналов. При публикации статей, к примеру, нарушалось одно из главных неписанных требований: не указывался источник финансирования исследований. Кроме того, анализ пресс-релизов девяти ведущих научных журналов по медицине, проведенный американскими учеными, показал их откровенно рекламный крен и неправомерно высокие оценки практических перспектив ряда работ. Не были забыты и научные журналисты.
Параллельно с изучением ситуации предпринимались практические меры борьбы с обнаруженными нарушителями, их примерного наказания. И здесь сразу же начались сложности. Дело в том, что очевидные, но неписаные правила корпоративного поведения не могли служить формальным основанием для административных санкций, а тем более - правовой оценки нарушений. Злонамеренность, вполне очевидную для экспертов и сообщества, оказалось в большинстве случаев невозможно доказать в суде при попытках увольнения нарушителей или изменения условий контракта с ними. А ошибки и заблуждения в науке таких санкций не заслуживают.
Требовалось хотя бы подобие нормативной базы и механизм ее применения, признанный и властью, и академическим сообществом. Началась энергичная работа по формализации и кодификации правил хорошей научной практики, благо усилиями социологов науки они к этому времени были эксплицированы. Особенно активно эта работа шла в США и Германии. В США стартовые усилия были сконцентрированы на федеральном уровне - администраторам науки и сообществу были предложены документы, определяющие федеральную политику борьбы со злонамеренными нарушениями. Одновременно была запущена программа поддержки исследований, направленных на поиск путей восстановления "целостности научной системы" (Research Integrity).
В Германии центральным звеном управленческой цепочки оказались университеты. Им, не покушаясь в принципе на университетскую автономию, было в достаточно жесткой форме предложено разработать и ввести в действие кодексы поведения исследователей, если они хотят получать исследовательские гранты федерального фонда (DFG). Редакция текста кодекса - дело университета. Учитывая крайнюю щекотливость проблемы (представьте себе отношение коллег по лаборатории или кафедре к сверхбдительным сотрудникам), университетам предлагалось ввести должность "омбудсмена", защитника прав свидетелей. Эта функция доверяется авторитетному профессору, который в условиях полной конфиденциальности должен рассматривать "сигналы" и жалобы ученых и аспирантов, в случае необходимости давая им ход уже от своего имени14.
Два-три года слишком короткий срок, чтобы судить о действенности этих мер, перестройка отношений в сообществах после потрясений такого масштаба происходит на более длительных интервалах. Тем не менее, одно существенное наблюдение уже можно сделать.
Ученые и администраторы на Западе понимают, что только наказаниями и запретами проблему решить не удастся. Простые экономические объяснения оказались тоже неудовлетворительными - люди, в мотивации которых приоритет отдается финансовым достижениям, ни в одной стране не выбирают профессию исследователя. Попытки объяснить нарушения правил профессиональной этики общим упадком нравов или нравственной деградацией отдельных личностей, тоже мало что дают, когда речь идет о регулярных отклонениях в поведении слишком разных по своему характеру людей.
Внимание социологов и науковедов сконцентрировалось на самих особенностях корпоративной этики, которая, как это, в общем-то, было известно, является этикой лишь в очень ограниченном специальном смысле (неслучайно в специальной литературе для ее обозначения используется термин "этос"). Правила поведения в профессиональном сообществе, приверженность его ценностям, идеологии, моральным обязательствам и т.п. действуют лишь тогда и постольку, когда и поскольку человек связывает свое настоящее и особенно свою будущую карьеру с признанием исключительно в границах этого сообщества. Если индивид меняет сферу деятельности, он попадает в зону действия других правил, причем его нравственный облик, интегрированность личности, отношения с богом и мир в его душе вовсе не разрушаются. Мы чуть ли не каждый день сталкиваемся в жизни и видим в телевизоре политиков, бизнесменов, журналистов и др., некогда пришедших в это профессию из науки. Никаких особых этических реликтов исследовательского прошлого в их поведении не заметно, они, так или иначе, адаптировались к новому окружению.
Площадка для дискуссии
И тут от корпоративного этоса мы плавно переходим к другой гораздо более актуальной теме. Это тема межпрофессиональной мобильности ученых, их перехода в инновационный бизнес, как одного из главных условий современного научно-инновационного развития. Между передним краем науки и рынком инноваций сформировалась пограничная зона рисковых инвестиций и рискового бизнеса, этакого инновационного фронтира, где святость очень многих правил поведения часто приносится в жертву стремлению к успеху. Даже государство вынуждено ослаблять в этой зоне действие ряда норм (вводить таможенные льготы, упрощенные правила регистрации фирм и т.п.). Что уж тут говорить о нормах корпоративного этоса.
Из науки в инновационный процесс ежегодно уходят тысячи молодых талантливых и азартных специалистов, готовых принять характерные для фронтира правила конкуренции. Значительное большинство этих молодых людей успеха не добивается, недаром инновационный бизнес основан на риске. Жесткие санкции и отторжение нарушителей научного этоса ведут к огромным кадровым издержкам - научное сообщество навсегда потеряет своих талантливых и энергичных блудных детей. Казнить нельзя помиловать?
С целью выхода за рамки этой безнадежной дилеммы ведутся энергичные поиски системных решений, действие которых не ограничивается только научным сообществом. Документом, фиксирующим одну из попыток такого решения, является недавно опубликованная Европейская хартия исследователей15. Ее содержание заслуживает отдельного разговора, характерна адресация документа.
Хотелось бы обратить внимание на несколько моментов этого проекта.
Во-первых, речь идет об официальном документе Европейской комиссии, а не о декларации той или иной заинтересованной группы. Хартия содержит рекомендации как национальным правительствам и другим институтам научной бюрократии, так и профессиональным институтам научного сообщества, подчеркивающие роль науки в развитии европейской экономики.
Во-вторых, структура документа весьма показательна. В преамбуле Европейская комиссия поясняет причины разработки Хартии, а также рекомендации правительствам стран ЕС по особенностям ее применения. Сама Хартия состоит из трех основных разделов, регламентирующих поведение основных участников процесса:
Общие принципы и требования, предъявляемые к исследователям.
Общие принципы и требования к работодателям и субсидирующим организациям.
Кодекс поведения при приеме на работу исследователей.
В-третьих, Хартия задает для исследователей, работодателей и субсидирующих организаций общие рамки, внутри которых им предлагается действовать ответственно и профессионально в конкретном организационном окружении, относиться друг другу как к профессионалам. Это представление расшифровывается в тексте.
Именно с ним связаны основные содержательные акценты: особенности приема на работу; гарантия привлекательности исследовательской карьеры; прозрачность всех ситуаций и отношений; ценность опыта мобильности; стандартизация постдоковских стажировок и т.п.
Наконец, в-четвертых, Хартия фиксирует определенный этап в дискуссии между научной бюрократией и научным сообществом, в условиях серьезнейшего вызова, стоящего перед всей наукой. Эта дискуссия продолжается уже не с чистого листа, а с учетом достигнутых ранее результатов.
Естественно, речь идет об одном из первых опытов такого рода. Эффект еще неизвестен, но тенденция заслуживает внимания.
Наука и исследование науки
Прежде чем обсуждать вопрос о значении описанных явлений, процессов и наметившихся тенденций для развития российской науки следует, на наш взгляд, обратить внимание на одно принципиально важное обстоятельство.
Все без исключения события, кратко изложенные в предыдущем тексте, стали своевременно известны западному обществу, ученым, администраторам и политикам только потому, что вот уже более полувека научная профессия является объектом интенсивных профессиональных исследований. Именно результаты этих исследований обеспечивают раннее обнаружение новых проблем, их квалифицированное обсуждение на всех уровнях, принятие управленческих мер и коррекцию научной политики. В статье мы стремились показать, прежде всего, необходимость такого взаимодействия.
Всплески интереса к науковедческой проблематике у нас в конце 60-х, середине 80-х и 90-х гг. носили, к сожалению, спонтанный локальный характер и не выходили за пределы интереса групп энтузиастов в Москве, Санкт-Петербурге, Новосибирске и не давали системного эффекта. Министерское и академическое начальство в лучшем случае терпело эти усилия, практически не интересуясь ни их содержанием, ни, к сожалению, их результатами. И сегодня, когда необходимость модернизации нашей науки худо-бедно осознана научной бюрократией, выяснилось, что научная база модернизации на самых острых проблемных направлениях, а одним из ключевых направлений является ситуация с развитием кадрового потенциала российской науки, фактически отсутствует. В этом одна из причин того, что широко разрекламированная Федеральная целевая программа (ФЦП) "Научные кадры России" тихо умерла уже на первом этапе своего существования в первые месяцы 2004 г16.
Отрадно, что в самое последнее время интерес к проблемам научного сообщества все более интенсивно проявляется "снизу", со стороны самих российских ученых. Авторы статьи, вот уже пятнадцатый год отслеживающие ситуацию на сайте электронного журнала "Курьер российской академической науки. Журнал нравов научной жизни" (), знают об ней не понаслышке. Этот интерес проявился, прежде всего, как формирование коммуникационных объединений на форумах соответствующих сайтов и порталов Сети. Одним их них стал сайт "" - площадка для коммуникации российских ученых, работающих или намеревающихся работать за границей. Наряду с обменом сведениями чисто практического характера (где? как? на каких условиях? с кем связаться? и т.д.), на сайте все чаще стали появляться развернутые материалы об опыте международного взаимодействия, а затем и все более глубокие проблемные статьи.
Следующая крупная инициатива исходила от физиков подмосковного Троицка, создавших и развивающих, пожалуй, самый эффективный сайт российского научного сообщества "". Именно участники его форумов выступили с инициативой по созданию Независимой ассоциации научных работников. В настоящее время отдельные проблемы развития научного сообщества обсуждаются в Сети еще на десятке сайтов в различных научных центрах России. Иными словами, есть потребность, есть поле для исследований, немыслимое в советских условиях, и они постоянно растут.
Данная коллективная монография фактически является первым проектом, направленным на междисциплинарное объединение исследований и подробную экспозицию проблематики, которую можно определить как институциональное оформление и развитие научной профессии в современных условиях. Опыт наших зарубежных коллег свидетельствует, что даже при наличии доброй воли политиков и управленцев здесь необходима большая и сложная работа ученых. И хотя общие направления и принципы этой работы выявлены (здесь пока никаких национальных или региональных альтернатив не обнаружено), эффективная реализация этих принципов в решения и действия требует в каждой стране своих серьезных исследований.
Будем надеяться, что и в нашей стране эта исследовательская программа будет развиваться, способствуя принятию оптимальных решений по реформированию и модернизации отечественной науки.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Глубокий анализ историко-культурных и социально-философских оснований этой совокупности явлений можно найти в монографиях М.К. Петрова. См. Петров М.К. История европейской культурной традиции и ее проблемы. М., РОССПЭН, 2004. 775 с., а также Петров М.К. Философские проблемы "науки о науке". Предмет социологии науки. М.: РОССПЭН, 2006. 623 с.
2 См.: Доклад экспертов Европейской комиссии "Researchers in the European Research Area: one profession, multiple careers" // Communication from the Commission to the Council and the European Parliament. 2003-7-18 ()
3 Барботько Л.М., Мирский Э.М. ИТ и модернизация социально-экономических систем // Системный анализ и информационные технологии. Труды первой международной конференции. Т. 2. М.: УРСС, 2005. С. 15-20.
4 См.: Пельц Д., Эндрюс Ф. Ученые в организациях. Перевод с англ. яз. / Редакторы: Д.М. Гвишиани, С.Р. Микулинский, М.Г. Ярошевский. М.: Прогресс, 1973. 371 c.
5 Научная деятельность: структура и институты. Сб. переводов с англ. и нем. яз. / Редакторы-составители: Э.М. Мирский и Б.Г. Юдин. М.: Прогресс, 1980. 433 с.
6 Парсонс Т., Сторер Н. Научная дисциплина и дифференциация науки // Научная деятельность: структура и институты. М.: Прогресс, 1980. С. 27-55.
7 В последние годы энергичные, хотя и не однозначные по результатам, усилия в этом направлении предпринимает Европейская комиссия. См.: Мирский Э.М., Барботько Л.М., Борисов В.В. Научная политика XXI века: тенденции, ориентиры и механизмы // Науковедение. 2003. № 1. С. 8 - 33.
8 Систематическую организацию и обсуждение этой проблематики можно найти в работе Калимуллин Т.Р. Российский рынок диссертационных услуг // Экономическая социология. Т. 6. 2005. № 4 и Т. 7. 2006. № 1. ()
9 Ezell O.A. Diploma Mills: Past, Present and Future // College and University. 2002. Vol. 77. No. 3. P. 40-42.
10 Knosowski H. Stonewalling misconduct investigations is tantamount to guilt, says DFG president Ernst-Ludwig Winnacker // Science. 2002, Vol. 296, Nо 5574. P. 1778.
11 Research claims 'exaggerated' // BBC - news. 4 June, 2002. ()
12 Коммуникация в современной науке. Сб. переводов с англ. яз. М.: Прогресс, 1976. 397 с.
13 Federal Policy on Research Misconduct // Science. 2002. Vol. 296, Nо 5574. P. 1778.
14 См. об этом подробнее Покровский В.В. Научная полиция против поп-науки. В Германии исследования теперь будут проводить под контролем независимых омбудсменов // НГ-Наука, 26-06-2002 (http://www.ng.ru/science), а также Deutsche Forschungsgemeinschaft (DFG). Empfehlungen der Kommission "Selbstkontrolle in der Wissenschaft". Vorschlaege zur Sicherung guter wissenschaftlicher Praxis. Januar 1998 // "Курьер российской академической науки и высшей школы". 2003. № 4. ().
15 Commission Recommendation on the European Charter for Researchers and on a Code of Conduct for the Recruitment of Researchers (Текст оригинала и перевод "Хартии" опубликован в электронном журнале "Курьер российской академической науки и высшей школы". 2005. № 4: , а также может быть выслан электронной почтой по запросу edm@isa.ru)
16 ФЦП "Научные кадры России". Пояснительная записка. 2003. В 2007 г. в Интернете на сайте МОН опубликована презентация реанимированной версии этой программы. Однако по приведенному тексту очень трудно судить о содержании и, тем более, об ожидаемой результативности планируемых действий, так как все цифры фактически касаются только размера бюджетных затрат. Характерно, что в материалах не упоминается о необходимости изучения ситуации, не говоря уже о ее мониторинге.