Наивное противостояние
Произведение «Наивное противостояние» из двухтомника художественной прозы «Вне привычного».
Наивные идеи библейско-коммунистического гуманизма оказались в непримиримом противоречии с идеями галактического объединения.
Дверь в полутемном коридоре с импозантной табличкой ведет в скромные владения шефа биотехнологического отдела ОКБ ИИ (Особое Конструкторское Бюро Искусственного Интеллекта).
В комнате у шефа был чужой. Он стоял спиной к вошедшему Вадиму. Воротник фирменной футболки вминался ремнем объемистой фото-сумки в загорелую шею. Шеф, потный с утра, в расстегнутой до глубокого декольте рубашке и взъерошенный от частого вздыбливания волос пятерней у вентилятора, стоял рядом, привалившись бедром к столу и утомленно давал снисходительные пояснения:
- Да, прямо вот этими, самыми обыкновенными слесарными метчиками "на пять" нарезаем в черепе резьбу, куда вворачиваем, пробки с микроэлектродами.
Чужак вежливо кивнул и двумя пальцами брезгливо уронил черные метчики на стол. При этом Вадим заметил усы, мужественно загнутые ниже уголков рта на худощавом, не очень приятном, но располагающем к себе лице и большую фотокамеру, висящую на шее.
Вадим решил быть проще и молча подошел поближе. Шеф отвалился от стола и взял этикет в свои руки:
- Знакомьтесь: Травкин, Вадим Романович, - шеф положил горячую и влажную руку на плечо Вадиму, чуть подталкивая к корреспонденту, который дежурно раздвинул усы в улыбке и сверкнул в глазах энергией общительности.
- Сквозняков, - продолжил было шеф.
- Дмитрий Давыдович, но лучше просто - Дмитрий, - корреспондент крепко сжал протянутую руку и не отпускал пока не закончил:
- Очень приятно с вами познакомиться. Я готовлю материал для публикации, и мне рекомендовали вас как специалиста-новатора, работающего в перспективном направлении.
- А я тогда просто - Вадим!
- Практически - тезки!
Травкин с облегчением освободился от жилистой ладони и растеряно воззрел на шефа.
- Ну, ты покажи свое хозяйство, расскажи там!..
- Юрий Михайлович, сейчас Нефертити будет лекцию читать!
Шеф устало взглянул на часы. Он явно демонстрировал активное равнодушие к теме деяний какой-то Нефертити. Страдая от жары, он потряс воротником рубашки и, подавшись к вентилятору, вздыбил волосы в живительном потоке.
Советские кондиционеры были очень капризны, мало кто мог понять, что им нужно, чтобы задуть хотя бы легкой прохладой и обычно бесполезно висели на окнах.
- У вас еще пятнадцать минут, успеете. Ты, Вадик, это... про отчет-то не забывай! - шеф трагически затряс вытянутым пальцем в сторону, - Ради бога, меня комиссии замучили, конкуренты не дремлют, нужно чтобы у нас все было!
- После лекции займусь, - проакцентировал Вадим твердое намерение посетить Нифертити и повернулся к корреспонденту Дмитрию: - Пойдемте?
- Тогда начнем с вас, а потом на лекцию таинственной Нефертити.
- Это - не женщина, - поморщившись пояснил шеф, обернувшись от вентилятора, - А Нефедов, Григорий Савельевич! Наша интригующая достопримечательность, - с многозначительным злорадством добавил он, и повернулся спиной чтобы еще на мгновение отдаться вентилятору. Демонстративно забыв про посетителей, он потянулся к своему недопитому чаю, хлебнул и, обойдя стол, ухнул во вздохнувшее кресло с висящим на спинке пиджаком. Потом удивленно взглянул на еще не ушедших, скосился на Вадима, передавая ему тем самым полномочия и вдруг, просияв, посоветовал корреспонденту:
- А вы сходите на эту лекцию, сходите! Сами увидите! - после чего насовсем исключился.
Вадим сурово подмигнул Дмитрию и коротко кивнул на выход. У дверей они замешкались, пропускал друг друга, из-за этого несколько натянуто прошли по коридору. Вадим, набрал код, и, когда громко щелкнул соленоид, галантно открыл дверь.
Корреспондент прошел за порог, озираясь и примеряясь к возможностям фотосъемки. Небольшая комнатка, выкроенная из бывшего туалета, опоясанная сан-кафелем на высоту человеческого роста и заставленная до той критической степени, за которой начинается клаустофобия, явно не вдохновляла на репортаж о новаторе.
- Ничего, и не такое видал, - успокоил он скорее себя, чем и без того индифферентно настроенного Вадима, осторожно протискиваясь между железными неокрашенными стеллажами.
- Помещений у нас мало, развернуться негде. Поэтому многие разработки отдаем на откуп кооперативу.
- Что за кооператив?
- Научно-технический. Я, правда, с ними дела почти не имел. А шеф вам ничего не говорил?
- Абсолютно.
- Вот там и работает Нефертити.
- А где вы в черепе резьбу нарезаете?
- Это не я нарезаю, а зоофилы с вивария в цоколе. Я только методику текущих исследований заказываю.
- Ясно. Еще ваш шеф про установку говорил, покажете?
- Да вот она вся на том столе.
Откуда-то сверху неожиданно громко и резко отстрекотала птица, и Дмитрий, вскинув голову, увидел нахохлившегося зеленого попугая в клетке на шкафу.
- Птичка... как же она здесь живет? - пробормотал корреспондент первое, что ему пришло в голову, - Или это такой индикатор, как на шахтах?
- Верное направление мысли!.. - оценил Вадим, - Когда он сдохнет, я уволюсь.
Это вырвалось у него самопроизвольно, просто по ассоциации. Он вовсе не собирался жаловаться и сетовать.
- Что, все так плохо?
Попугай громко засвистел и защелкал одновременно.
- Цыц, Кеша! - строго приказал Вадим и, в самом деле, стало тихо, - Видите ли....
- Дима... - подсказал корреспондент располагающе.
- Простите, Дима... на самом деле все это как бы никому и не нужно. Вот это устройство, которое рекламировал вам шеф и вот эти наметки соответствующей теории, - Вадим небрежно хлопнул ладонью по какой-то папке, - они могут пока убедить только меня одного. Даже шеф толком не врубается. Другие же специалисты имеют по вопросу каждый свою любимую теорию. На мой взгляд, они все очень далеки от реальности.
- А у вас что за теория?
Вадим вздохнул.
- Я не придумывал ее с нуля, а собрал все на сегодня известные фактические данные и составил из них пазл, как из картинок. Пока еще много незаполненных дырок, но гораздо больше того, что хорошо дополняет общую картину.
- Хороший пример с пазлом, я с разу представил, - оценил Дмитрий.
- Короче, это концепция работы мозга и, чтобы практически ее проверить, нужны колоссальные средства. Так что сейчас остается лишь мечтать на эту тему.
- Хм.. вроде бы это - нормальная судьба любого начинания, - Сквозняков развел руками.
- Нормальная?.. Что-то мне так не кажется. Все это идет поперек шерсти многим нашим авторитетам, и уж они первым делом перекроют кислород, чтобы продолжать окучивать свои направления.
- Так оно обычно и бывает...
- Да, можно сказать, что пока что моя теория не достигает порога очевидной убедительности, - Вадим виновато улыбнулся, - нужны именно очевидные результаты успеха, с которыми не поспоришь.
- Честно говоря, я на это настроился... Вот думаю, как тут лучше показать. Давайте вы сядете вот там, хороший свет и ракурс...
- Пока не стоит, Дима, - Травкин усмехнулся, - Вот у знатной доярки есть неоспоримое достижение, а у меня только теория. Кстати, сейчас будет в самом деле впечатляющая лекция.
- Ну что ж, - кивнул Дмитрий, мысленно отмечая бесполезно пустой визит.
- И, все же, кое-что вам показать, пожалуй, смогу!
- Обязательно. Я же для этого пришел, - он посмотрел на часы, - Так что это за лекция такая интригующая предстоит?
- Уже третья лекция. Не зная, что было раньше, вам это покажется очень странным. Особенно его наглядные демонстрации. Некоторых впечатлительных приходится за руку держать. Бывают классные сеансы гипноза, бывают классные представления иллюзионистов, а это - нечто совершенно иное. Я пока даже не могу точнее что-то сказать... только то, что не стоит это рассматривать как зрелище. А многие просто развлекаются, не вникая в суть. Для них это просто эффективное шоу.
Сквозняков воспрял.
- Там хороший свет?
Травкин задумался вспоминая.
- Ну, не темно, это - точно.
Сквозняков сменил статус объекта из бесполезных в перспективные и решил попробовать вытащить сенсацию или хотя бы сделать классные фотки научных типажей в аффекте моментов их удивления.
- А нам не пора?
Вадим взглянул на часы, кивнул, и они вышли из комнаты.
В коридоре стало многолюдно, и все направлялись в одну сторону.
- Кстати, вот он, кого-то тащит, ни фига себе! - Вадим повернулся против людского потока. Сотрудники прижимались к стенке, пропуская необыкновенно контрастную парочку. Среднего роста брюнет с колючим взглядом больших глаз и точеным носом, не очень опрятный на вид, но какой-то благородно подтянутый, держал, подломив под острым углом запястье, взлохмаченного гопника, одуревшего от боли, растерянности и унижения. Жертва была гораздо крупнее Нефертити.
Сквозняков дернулся было вскинуть камеру, но понял, что не успевает с учетом полумрака в коридоре. Он вообще часто упускал кадры, не решаясь фотать в упор и завидуя своим более наглым коллегам, которые использовали вспышку, невзирая на то, что она сплющивала изображение. Для Скознякова художественность снимка была важнее его информативности.
- Григорий Савельевич, - окликнул Вадим, - Помочь?
- Спасибо, Вадик, не нужно, - Нефертити мотнул головой и попридержал дылду - Ты - в зал?
- Да, мы вот хотели с товарищем корреспондентом... а что, теперь отменяется?
Нефертити с интересом посмотрел на Сквознякова.
- Корреспондент? Ну что же... Это, может быть даже, кстати. Я только отведу этого гражданина, - он чуть сильнее перегнул кисть и подтолкнул замычавшего дылду дальше.
- А чем-то похож на Нефертити! Сильный мужик! - с неподдельным уважением заметил Сквозняков.
- Тот парень колется, - пояснил Вадим, - мы давно подозревали, но ничего с ним не можем поделать.
Они пошли по пустеющему коридору. Последние сотрудники вливались в зал через зачем-то крепко подпружиненную дверь, которая громко отщелкивала каждого протиснувшегося.
Типовые, в меру опортреченные "актовые" залы, в то время предназначались для единогласного принятия решений и проектировались с голой сценой и ровными рядами фанерных седалищных блоков.
Скозняков, прикидывая лучшую точку для съемки, прошел к передним блокам. Вадим не привык быть настолько на виду, но возражать не стал. Они уселись в самом центре, там, где народ предпочитал не светиться.
Сквозняков, умащиваясь на скрипучей фанере, вдруг понял, что секунду назад мельком коснулся взглядом чего-то неожиданно-волнующего. Это было там, куда повернулся Вадим. Тот общался с соседкой слева. Она что-то говорила ему, и этот голос настолько оправдал предчувствие необыкновенного, что Сквозняков, подавшись вперед, довольно нескромно выглянул через Вадима после чего, непроизвольно сглотнув, откинулся на трагически вскрипнувшую спинку. Вадим не спеша принял нормальное положение и посмотрел на часы.
- Вадим, - Сквозняков приблизился к уху Травкина, - Кто это?
- Где?
- Рядом с тобой! У меня чисто профессиональный интерес. Мне как раз нужен такой снимок. Познакомь, пожалуйста.
Вадим деловито поднял одну бровь и еще раз взглянул на часы.
- Мне не совсем удобно вас знакомить, долго объяснять. Но я сейчас на минутку выйду, а ты уж сам профессионально...
Нарочито громко сказав: "Щас приду, держите мне место, Дмитрий Давыдович!", устремился к выходу.
Сквозняков, оставив огромную сумку на своем сидении, не спеша, занял место Травкина и повернулся к соседке: - Извините, я видел, вы знакомы с Вадимом Романовичем?
Тонкое лицо настороженно повернулось, и Сквознякова смутил печальный взгляд со злыми искорками.
- С Вадькой? Конечно. Кто ж с ним не знаком.
- Видите ли, я корреспондент и готовлю о нем очерк.
- О Вадиме? - в ее глазах потеплел интерес, - Он стоит того.
- Вы знаете, сегодня, пожалуй, мне вдвойне повезло: у вас как раз такой типаж, что очень подошло бы к фото о специфике вашего института. Если бы вы разрешили мне сделать несколько снимков после лекции...
- Что вы, я не фотогенична, - она тряхнула головой и опустила глаза.
- Ну почему вы все так говорите? Я сделаю хорошие фотографии... Как я могу вас называть?
Девушка неприступно подняла лицо и Сквозняков с изумлением увидел выражение острой горечи и детской обиды.
"блиииин...." - подумалось ему досадливо, - "какая-то шизанутая....".
- Простите, если вас чем-то обидел, - еле слышно выдохнул он предельно деликатно.
Девушка судорожно глотнула и, широко раскрыв глаза, молча отвернулась, а Сквозняков с тяжелым чувством откинулся на скрипучем сидении.
На сцену героически взбирался какой-то толстяк, отжимаясь от ступенек правой толчковой и удерживая себя руками за колени. В зале приутихли, но несколько последних ехидных реплик явно ему адресовались.
- Товарисчи, - несопоставимо тонким голосом прокричал толстяк, - Григорий Савельевич задерживается с очередным его казусом, и я тут, кстати, решил поднять вопрос о дисциплине, - он отерся мятым платком и, уронив его мимо кармана на пол, продолжал:
- Вчера мы провели проверку, многие надолго запомнят! - он обличающе обвел зал маленькими заплывшими глазками, - Очень неутешительно. Есть лица, которые спорят, не желают предъявлять у входа. А другие меня увидели и сразу повернули назад. Думали, что походят где-нибудь часок, отсидятся. Они просчитались: мои помощники в это время фиксировали на рабочих местах. Выявлено двадцать семь нарушителей, из них шестеро злостных и двое - матерых. В столовой тоже безобразие. Зеленые билетики все время лезут в очередь красных, путают установленный регламент раздачи.
Хлопнула дверь, и в зал вошел Вадим.
- Нарушителей дисциплины мы пометим, снизим им КТУ, вымараем из премиальных списков.
Вадим с усмешкой направился к своему месту.
- Вот какая дисциплина, - даже тут никак не соберемся! - выдал ему в спину толстяк.
В зале зашумели. Сквозняков пересел, поставив сумку у ног, и Травкин, возбужденно дыша, повалился на сидение, качнув весь блок. В тот же момент опять хлопнула дверь и вошел Нефертити.
Толстяк замахал рукой:
- Товарисчи, успокойтесь. Вот вам ваш Нефедов!
Шум моментально стих.
- Прошу, Григорий Савельевич, - толстяк, обстоятельно ступая на каждую ступеньку толчковой ногой, спустился с неуютной сцены. Нефедов подал ему оброненный платок, и толстяк на ходу отер им шею.
Как-то буднично Нефертити бросил взгляд за широкие окна, где над верхушками тополей с залитыми солнцем кронами виднелась сияющая белизной цепь гор, посмотрел в зал, добродушно прищурился и негромко сказал:
- Не берите в голову, товарищи... Настраиваемся на работу.
Кто-то коротко заржал. Непередаваемая потусторонность Нефертити, нисколько не подходящая к этому актовому залу, заряжала интригой.
- На основе представлений из прошлой лекции, попробуем понять ключевые явления психики, и это позволит экстраполировать эволюцию разума. Мы воочию увидим...
Дмитрий наклонился к Вадиму.
- Так это просто научная лекция?
- Нет, но похоже. Можно фильтровать слова, самое главное само себя покажет.
И точно, Нефертити только в самом начале заговорил как университетский препод. Он вплетал такие ярко-зримые и завораживающие фрагменты, что в целом, скорее, создавалось впечатление сеанса психотерапевта. Тем более, что в зале раздалось сомнамбулическое мычание.
- Поэтому у нас еще есть невидимые, но катастрофические проблемы... - Нефедов замолчал.
- Ой!.. опять! - послышался женский выкрик из зала, пополам с грохотом падающих вещей и треском ломающейся мебели. Некто с довольно массивной фигурой непомерно откинулся назад в круговом движении торса, воздев широко раскачиваемые руки, в точности как это показывали по телику на сеансе Кашпировского. Седалищный блок оказался не рассчитан на такое, и тело завалилось чуть ли не затылком на пол, а соседи, не успев выскочить из кренящегося блока, хором рухнули, окончательно развалив фанерную конструкцию.
- Ну вот, зачем это?!! - раздалось сразу несколько негодующих голосов, - Каждый раз кому-то вступает в голову и мешают другим!
- С каждым разом эта чертовщина все забористее!.. - откликнулись явно недоброжелатели.
Нефедов выжидал с непроницаемым лицом.
- Внимание!.. - наконец перекрыл он своим удивительно выделяющимся голосом весь шум, - У нас научный институт и здесь сидят грамотные научные сотрудники... Приношу извинения тем, кто, не поняв моих намерений, оказался шокированным, испытал неприятные моменты в прошлый раз, - Нефертити сеял спокойствие умиротворяющей интонацией, - никакой чертовщины и волшебства, конечно... Я настоятельно предупреждал, что особо впечатлительным людям, плохо переносящие необычное, не следует посещать мои презентации...
Он выждал, когда в зале восстановилась тишина и продолжил.
- Чтобы избежать новых психотравм, нужно научиться не придавать происходящему слишком большое значение. Давайте вернемся мысленно в прошлое и представим, как бы реагировали люди в библейские времена, услышав ответ, скажем, на такой интригующий вопрос как: "что такое смерть"? Для нас с вами ответ на этот вопрос в его естественнонаучном аспекте как бы очевиден. Но вот, вообразите, некто аргументирует перед древней аудиторией эти наши современные представления, в частности наработки нашего ОКБ ИИ. Какова будет реакция? Религиозность просто не позволит многим воспринять столь шокирующее новое. Аналогично и в наше время догматизм в науке создает непримиримое непонимание. Но нас интересуют неверующие. Те, кто способен воспринимать новое - как возможную гипотезу. Такие есть у нас, я знаю. Остальных прошу покинуть зал.
Он подождал, но все сидели напряженно-непоколебимо.
- Все, кто пришел, ожидая какого-то необыкновенного и грандиозного представления, получат негатив потому, что увиденное они не осмыслят. Только постепенно, узнавая все больше о предмете, человек убеждается в значимости отношения к нему, и тогда сведения становятся знанием. Знанием того, во что конкретно воплощаются эти сведения в тех или иных случаях. А чем больше опыт познания, тем больше человек уверен в своих знаниях. Мы уверены в том, что нами проверено. И нам безразличен хоть целый океан истин, самых, быть может, важных и грандиозных, если они, пока, никак не связаны с нашим опытом. В лучшем случае они просто шокируют, привлекая внимание.
"А любит он говорить", - подумал Сквозняков, убаюкиваясь словами фраз, смысл которых ускользал от понимания. Он, конечно, воспринимал значения отдельных слов, но не успевал осмысливать и поэтому все казалось бессмысленным словесным потоком. Большинство в зале, судя по их виду, вполне проникались сказанным. Экспозиция фотосъемки была уже надежно выверена, а палец лежал на спуске чтобы не упустить момент. Нефертити воспринимался как бы издалека.
- Люди занимаются тем, что преобразует сведения в знания, и затем - в убеждения, другими словами - в свою сущность и поэтому все в большей степени человечество зависит от познанных истин. Не разумно ли предполагать, что мы сольемся в итоге со всей совокупностью локальных знаний Вселенной - в одно общее вместилище? Я точно знаю, что это будет так, и хочу постепенно донести это знание до вас.
Давайте поставим опыт. Я дам определенный ответ на вопрос о смысле жизни. Затронет ли он вас или покажется неактуальным и даже банальным?
И тут Нефертити замолчал на некоторое время. Было заметно, что он терзается какой-то мыслью, посматривая на так и не вышедшего из зала сомнабулического сотрудника, который, очнувшись, перебрался на свободное место.
- Лучше бы показать наглядно... - пробормотал он так, что его услышали только первые ряды. Видимо, поборов искушение, он продолжал, обращаясь ко всем:
- Смысл жизни можно определить - как личную оценку значимости всего того, что в этой жизни у него есть и на что он способен влиять. Поэтому смысл жизни индивидуален и в целом представляет собой личную ценность отношения, сформированного жизненным опытом. Но жизненный опыт так формирует индивидуум, что тот начинает отвечать потребностям общества, занимая социальную нишу.
Корреспондент Сквозняков опять потерял нить рассуждения. Он просто наблюдал как все напряженно вникают в каждое слово и выискивал фото-момент как охотник в засаде. Но лица слушателей не проявляли достаточно ярких эмоций. Правильнее было бы встать, чтобы получить более широкий обзор и сцены и зала, но Дмитрий не решался заскрипеть, вставая и нарушить напряженное внимание в зале. Опять его нелепые для профессии мотивации мешали ему. Вот почему на самые горячие задания посылали других репортажников.
- Хотя возникает достаточно понимаемая модель представлений, - сказал Нефертити, - но, думаю, что в таком виде это мало кого тронет из вас. Это нужно пережить самому. Для этого я и провожу интерактивные демонстрации. Сейчас мы практически прочувствуем то, что индивидуум - это целая совокупность моделей "я", развитых для всех важных ситуаций, как общество - совокупность их носителей. Мы - это множество разных "я", которые берут управление в ситуации, для которой они наиболее опытны.
В этом месте Сквознякова зацепило утверждение, что у него в голове копошатся много разных его "я". В самом деле он наблюдал, что его коллега, алкаш Василий, в трезвом состоянии был совершенно другой личностью, чем его пьяная ипостась. Да и сам он только что, пытаясь познакомиться с соседкой Вадима, ощущал себя и ситуацию совсем нетаким, каким был сейчас.
- Выяснив принципы взаимодействия "я" в мозге, мы могли бы использовать это как закон уже не просто природы, а социума. Главным в мозге является личная система значимости, откликающаяся на все в виде смысла всех ситуаций жизни. Мы можем произвольно менять значимость момента и, тем самым, подключать другое свое "я" с другими желаниями и целями.
Каким-то образом это начинало проникать в голову Сквознякова. Вспомнилась недавняя поездка, когда непрерывно курящий водитель редакции поначалу сильно досаждал, чуть ли не до порывов вспылить. Но горячая разборка ничего бы не изменила, ведь водила не смог бы перестать курить. И тогда Дима отключил непримиримость своего отношение к дыму, и это был уже не воинственный, а вполне конформистский, другой Дима.
Сквозняков невольно начал вслушиваться.
- В мозге нет главнокомандующего, координирующего поведение каждого из "я". В обществе это значило бы, что только общая культура является судьей всех его членов. Если бы системы значимости у всех людей были бы взаимно согласованы, то мы бы жили в идеальном обществе. Никаким "коммунистическим" воспитанием достичь такого невозможно. Этого можно достичь только, развивая информационные системы общения до их эффективности, сравнимой с эффективностью взаимодействия различных "я" мозга.
Вообще-то это была крамола, резанувшая остро заточенные на такое уши корреспондента. Явная недопустимость таких высказываний должна бы вызвать вмешательство парторга. Может это и есть обещанный сюр?
Нефертити чуть снисходительно посмотрел в зал:
- Вопросы какие-нибудь возникают?
И тут неожиданно для самого себя поднялся Сквозняков, так и держа палец на спуске фотокамеры:
- Корреспондент газеты Вечерний свет. Раз вы говорили, что покажите наглядно, нужно ли понимать, что будет продемонстрирована неэффективность коммунистического воспитания? Это какое-то кино будет?
Нефертити поднял брови и чуть вздохнул.
- Коммунистическое воспитание останется за рамками тематики этой лекции. И не кино, а непосредственное ваше участие. Вот сейчас и попробуем... Кто не рискует участвовать в интерактивности лучше прямо сейчас выйти из зала.
Захлопали сидения, но сомнабулический сотрудник, разваливший блок сидений, только покрутил головой, разминая шею.
Неприступная незнакомка Сквознякова вспорхнула, заторопилась к выходу, стуча каблучками, и затерялась среди выбегающих в тихой панике сотрудников.
Нарастало непонятное напряжение, хотя Нефертити все так же спокойно стоял, выжидая, и в его облике не было ничего настораживающего.
Сквозняков крепче сжал подлокотники зачем-то вспотевшими пальцами, успокаивая себя, что не подвержен гипнозу. Никогда раньше, сколько он ни таращился на фокусников, ему не удавалось уследить за секретом действий, а сейчас он даже не знал, что же должно произойти.
- Расслабься, - дружески толкнул его плечом Вадим и усмехнулся. В последний раз хлопнула дверь, и позади Нефертити Скозняков вдруг заметил кресло, лихорадочно вспоминая было оно или нет.
Нифертити, не глядя, уселся в него и в образовавшейся неестественной и глухой как вата тишине каждый услышал его негромкий голос, как если бы он говорил совсем рядом:
- Я не хочу дешевых сенсаций. Мы работаем в научном учреждении, и здесь присутствуют неплохие специалисты, которые вполне представляют возможности и феномены человеческого восприятия. То, о чем я говорил - это серьезно, и сейчас мы продолжим нашу работу. В зале находится корреспондент, но надеюсь, что он правильно понимает, в чем принимает участие...
Итак, воспользовавшись возможностями нашей психики и еще пока не озвученными научно-прогрессивными разработками, образуем коллективную систему восприятия. Общение будет происходить вот по какому принципу. Каждому из нас станет доступно по ассоциации все то для него интересное, что зародится в головах у других. Поэтому у нас появится как бы два вида мышления: все, что интересно для большинства, образует сознание коллектива, а то, что интересно только отдельным группам и людям, останется в подсознании коллектива, но будет осознаваться отдельной личностью.
Это возникло почти сразу. Нетерпеливое ожидание большинства слилось в один взгляд с разных мест зала, и образ лектора расцвел, дополняясь множеством метких подробностей, остроумных наблюдений и предположений. Многообразие мнений существовало одновременно, и на гребне его всегда находилось чье-нибудь наиболее экстравагантное в данный момент наблюдение. Многие в первоначальном испуге пытались, оторваться от завораживающего общего потока, который то и дело находил отклик в их душе, и эти попытки удавались. Но если в такой момент собственная мысль не оказывалась более интересной, удержаться в себе становилось трудно потому, что внимание то и дело отвлекалось на чужие находки.
Довольно скоро поток новых впечатлений, сфокусированных на личности лектора, иссяк, и гораздо легче стало внимать собственным мыслям, пока у кого-то не родилась такая, что завладела почти всеми. Видимо в зале было достаточно много молодых и озабоченных. Кто-то, терзавшийся невостребованной любовью и лишь ненадолго поглощенный происходящим, дал волю эротическим фантазиям, захватившим коллективное сознание невольными живейшими откликами. Массовое творчество так разукрасило и разнообразило жалкий первоначальный сценарий, что привело в ужас буквально всех. Тут же родилось чей-то удачный прикол-нравоучение, за него ухватились, развили и с облегчением хоть как-то снова зауважали себя потому как никакого секса в то время в стране не было принципиально. Однако впечатление от пережитого оставалось невероятно ярким, и в боязни нового рецидива генерировался целый хаос отвлекающих идей, пока не зацепились за космическую тему как наиболее далекую. Кто-то без устали подбрасывал щедрые увлекательные идеи.
Когда пошли образы жутких инопланетян, одно из кошмарных до нелепости тел угрожающе выделилось, резко дополнилось многочисленными и необыкновенно реальными подробностями и вдруг появилось на сцене рядом с развалившимся в кресле Нефертити. Тот явно растерялся, и не менее минуты чудище царило около него, эпатируя всех своим видом и просто неприличными движениями множества разнообразных конвульсирующих отростков.
Поэтому не многие обратили внимание на два последовавшие один за другим щелчка Сквозняковской фотокамеры, но сразу после них кошмар исчез, и сотрудники в зале почувствовали себя свободными от взаимного влияния.
Люди пережили слишком большое потрясение от сеанса, и не могло быть речи о том, чтобы продолжать лекцию. Нефертити буднично попрощался и, сойдя со сцены, смешался со смущенными, не смеющими посмотреть друг на друга сотрудниками. И только наблюдательный Сквозняков в третий раз нажал на спуск "никона", запечатлев забытое на сцене вычурное кресло, которое, будто только и дожидаясь того, растворилось в воздухе.
- Вадим, погоди! - окликнул Сквозняков слегка еще не пришедшего в себя Травкина, поспешно запаковывая фототехнику, - Старик, нам нужно серьезно поговорить. Но сначала давай догоним этого вашего Нефертити...
- Зачем?
Сквозняков порывисто подхватил Травкина под руку и потащил, лавируя между выходящими:
- Хочу задать ему пару вопросов. Как корреспондент ведущего информ агентства.
Догонять не пришлось. Сразу за дверью, под обширной доской почета, где портреты Нефертити и Травкина не экспонировались, двое представительных апологета методов централизованной морали с пристрастием допрашивали лектора. Люди обходили их, стараясь не замечать, и уносили при этом неприятную тяжесть за пазухой.
- Толстяк - это наш юрисконсульт, - шепнул Травкин, - по прозвищу Весельчак. Похож на одноименного персонажа не только внешне. А дылда - парторг.
В то время по умам ходил отечественный мультфильм "Тайна третьей планеты" со свинообразным инопланетянином - космическим пиратом, который демонстрировал чудеса подлости. Если попытаться быть справедливым, то нужно заметить, что все эти чудеса не были более подлыми, чем то, что широко и постоянно демонстрировалось в интригах разного рода от партийных до внутризаводских, но свино-внешность Весельчака придавала им порицаемое качество в оценках зрителей.
- ... от названия, товарищ Нефедов, ничего не меняется, - тонким голоском выговаривал Весельчак, - Наука наукой, а порнография, извините, порнографией! - он чуть не задохнулся от праведного негодования, так ему не хватало воздуха, и он часто сглатывал.
- Вы не поняли суть происходящего. С таким настроем дискутировать бесполезно, - относительно спокойно сказал Нефертити.
- Дискутировать?! - у дылды брови полезли на залысину лба, - Единственное, о чем мы вас сейчас предупреждаем: не смейте более проводить свои сеансы, пока мы не решим по вашему делу. Не изолировать же вас, в самом деле, до тех пор! И не смотрите так!!! - дылда покрылся крупной испариной, и предательски трясущейся рукой полез в карман за платком.
- По любому, зачем так кричать на компетентного человека? - спокойно вступил Сквозняков.
Дылда вздрогнул и повернулся к нему:
- Это кто вы?
- Простите, вы - парторг, если я не ошибаюсь?.. А я - корреспондент. Давайте говорить, оставаясь на этих позициях.
- Ну вот, корреспондента нам тут не хватало! - взвизгнул толстяк.
- Я вижу, вы поставили то, что происходило на лекции в вину лектору? - Сквозняков зачем-то расстегнул свою сумку и порылся в ней.
- Безусловно, - кивнул дылда, косясь на сумку, - но, думаю, это наш внутренний конфликт, и он не характерен... - дылда неопределенно покрутил головой.
- Я тоже был на лекции, - Сквозняков неторопливо обвел глазами стоявших и пожал плечами, - впечатление ошеломляющее. Такие возможности и перспективы! Все, насколько я понимаю, научно обосновано. Григорий Савельевич просто...
- В том-то и дело, товарищ корреспондент, что вы не понимаете!..
- А вот со мной был и товарищ Травкин, - Сквозняков подтянул Вадима за локоть, - мне его рекомендовали как ведущего специалиста. Думаю, он-то понимает?
- Да ясно тут, - Вадим мрачно ухмыльнулся, - напрасно вы шьете аморалку Григорию Савельевичу. Он не отвечает за наши мысли. Вот, к примеру, - Вадим пристально посмотрел на дылду и гадко подмигнул, - вы сейчас вообразите это самое... В подробностях... Ну, разве я виноват в чем-нибудь?
Дылда брезгливо тряхнул головой, отгоняя наваждение:
- Неправда. И ваш глупый опыт не удался.
- Удался, - буркнул Нефертити и ухмыльнулся в усы, - значит так, дорогие не коллеги. Я к вашим услугам сегодня после работы, заходите, - он повернулся и зашагал прочь по коридору.
- Я не пойду к нему! - возмущенно отрезал дылда, с вызовом уставившись на толстяка.
- Да уж, - запыхтел тот, - и управы-то нет... не те времена уже....
Сквозняков с Травкиным нагнали Нефертити. Тот взглянул на попутчиков и вспомнил:
- Вадик, я прочитал твою рукопись.
- И?
- Очень хорошо! Даже было подумал, yж не причастен ли ты... ну об этом, мы еще поговорим. А вот, товарищ корреспондент, скажите, пожалуйста, что вы намерены делать с фотографиями?
Вадим прыснул от смеха:
- Дело в том, Дима, что это было внушение. Иллюзия. А нечистая сила теней не оставляет, даже на фотографии.
В те стародавние времени даже на флагманском никоне не было возможности посмотреть сразу результат съемки: он фотал на пленку.
Они остановились у двери, на которой кроме номера не было ничего, если не считать процарапанного наспех чем-то острым черепа с костями.
- Жаль, если это так, - разочарованно сник Сквозняков.
- Вы пока не показывайте никому эти фотографии, - выразительно попросил Нефертити полушепотом сообщника, - буквально еще несколько дней, договорились?..
У Вадима медленно округлились глаза:
- Разве там что-то могло получиться?!
- Спокойно, Вадик... Завтра утром мы поговорим. Извините меня, нужно кое-что сделать срочно, - Нефертити виновато хмыкнул, щелкнул замком и скрылся за дверью.
Несколько секунд Вадим растерянно смотрел на мстительно выцарапанный кем-то череп под номером на двери и пытался найти всему правдоподобное объяснение.
- Сильный мужик! - заметил Сквозняков, - Два года назад мы имели дело с одним экстрасенсом, но разве можно сравнивать?
- Пойдем ко мне? - Травкин набрал код, но дверь молчала.
- Пароль что ли сменили?.. - Травкин постучал.
Сквозняков посмотрел на часы, - Вообще-то мне еще в одно место на съемку надо.
Дверь открылась.
- Быстрее заходите! - раздался женский голос.
Сквозняков послушно шагнул в комнату и смущенно остановился. Чуть прищурившись, на него смотрела та самая девушка, а над ее головой широкими кругами с громким фыркающим звуком летал попугай, ловко лавируя в сплетениях стеллажей.
Девушка виновато улыбнулась:
- Кеша вылететь может...
Попугай уселся чуть выше человеческого роста на бронированный кабель, образовав на фоне приборов великолепный кадр "Девушка и попугай", но Сквозняков не посмел словить эту удачу.
- Вы уже знакомы? - неуверенно спросил Вадим.
- Можно я попробую угадать ваше имя? - поспешил спросить Дмитрий у девушки.
- Попробуйте!
- Наташа.
- Вадька сказал?
- Нет, - Травкин честно вылупил глаза.
Сквозняков довольно ухмыльнулся:
- Я почти наверняка могу по лицу назвать имя. Здесь определенно есть соответствие. А меня зовут Дима, - он чуть кивнул.
- Очень приятно. Пойдемте чай пить, я только что приготовила, Сквозняков еще более демонстративно посмотрел на часы:
- Только ненадолго...
Они гуськом прошли между стеллажами, опять вспугнули Кешу и под его фыркающее порхание уселись за стол.
- Мне попугая Вадим подарил на день рождения, - призналась Наташа, разливая чай, - Держать его приходится здесь потому, что в общей комнате его выпускать нельзя, слишком часто открывают дверь. Так и хожу его кормить и прогуливать.
- Напрасно ты с лекции ушла! - сказал Вадим, - откусывая традиционный глазированный пряник.
- Было не так ужасно, как в прошлый раз?
- Не знаю, как у вас было в прошлый раз, - встрял Сквозняков, - но такое уже никогда не забудешь.
- Так ты же и в прошлый раз убежала! Откуда знаешь, что было ужасно?
- Да все только и говорят.
- Понятно, что говорят, - Сквозняков отхлебнул, - Так у человека и крыша может поехать, а если он не свихнется, то и прежним не останется. Мне все это по силе потрясения напомнило недавнее... - он запнулся.
- Если что-то личное, можешь не рассказывать, - посоветовал Вадим.
- Да ничего. Прихожу вечером к сестре - у нее свой дом. Захожу, а в передней ее мужик лежит с дырой в голове. Рядом ружье. Я сразу понял, что это - финиш. Парень такой добродушный был - дальше некуда. И на морду смазливый и не дурак и все, в общем-то, у них было. А тут... такое... Потом увидел записку: "Нет смысла жить дальше. Ввел шприцем в вену воздух. Смерть не наступает. Остается ружье." Так вот...
- А дети у них были? - тихо спросила Наташа.
- Детей не было, - кивнул Сквозняков,
- Тогда понятно.
Кеша спланировал над самыми головами и уселся на свою клетку.
- Такие случаи все переворачивают. У меня вот тоже, - в тон Сквознякову заговорил Вадим, - со вчерашнего дня все не так. Никак вот не могу начать работать.
Сквозняков одним глотком допил чай и засобирался.
- Hе подумай, что я тебя гоню, - смутился Вадим.
- Мне давно идти надо, спасибо вам, - Сквозняков поднялся, - Я позвоню, когда снимки будут готовы, интересно, чем кончится...
- А чем это может кончиться? - Вадим пожал плечами и токе встал.
- Кто знает. Ну, до свидания, - он кивнул Наташе и пошел к двери, - Как у вас открывается?
- Сейчас, - Вадим проводил Сквознякова и, вернувшись к столу, сел на свое место.
Наташа, встав на стул, задвинула в клетку поддон зерна и сменила воду.
Тут Травкин понял, чего еще не хватает в цепи сегодняшних событий. Не успев как следует осознать это, он поднял голову и опрометчиво, совсем как в советских фильмах сказал:
- Наташа! Выходи за меня замуж.
Вот так просто, но деловито, искренне и решительно.
Казалось, она ждала этого и, не допуская шутки, как-то очень спокойно и плавно, как во сне, повернулась, осторожно сошла со стула и безвольно встала, опустив глаза. На лбу у нее собралась горькая складка, одна бровь чуть приподнялась и тонкое лицо заострилось. Вадим испугался.
- Ты же знаешь, я серьезно... - он встал. Она вздрогнула и быстро отступила.
- Не надо, Вадим, - в ее глазах заблестели злые искорки, - Я ни от кого не хочу слышать этих слов и особенно от тебя...
- Извини... Какой я дурак... мне почему-то казалось... - он тряхнул головой и что-то было в его облике такое, отчего Наташа смягчилась. В ней произошла борьба, и она трагически покачала головой:
- Ты просто не знаешь...
Вадим с замиранием посмотрел на ее бледнеющее лицо.
- Ну так скажи, клянусь, что все пойму правильно...
- Тогда, помоги мне! - задыхаясь, она вдруг начала расстегивать пуговицы платья, и Вадим оцепенел. Наташа, не дожидаясь его помощи, рванула одежду, и Вадим с ужасом увидел омерзительную язву или дефект на ее теле - в целом это не укладывалось у него в сознании.
- Вылечи меня! - сдавленно вскрикнула Наташа и дрожащими пальцами принялась торопливо застегиваться. Она вдруг начала икать и, заплакала жалобно как ребенок. Потом села за стол, уронив голову на руки.
Вадим с застывшими от смятения мыслями подался к ней, принялся гладить ее длинные, неожиданно жесткие волосы и от этих прикосновений все внутри у него рвалось на части.
Потом он сел рядом. Она подняла голову, почти придя в себя, с испугом посмотрела на него.
- Наташа, - он глупо улыбнулся, - это ничего не меняет...
Она грустно покачала головой.
- Конечно не меняет! - Вадим заговорил уверенней. - Ты только стала мне ближе, и я многое понял. Не знаю кем бы ты была иначе, но сейчас ты удивительная девушка. Я таких не встречал... А это мы вылечим.
- Пока я такая, Вадим, - медленно и тихо сказала Наташа, - пока я такая... у нас все будет по-старому, - она поднялась, чуть пошатнулась на каблуках и вышла из комнаты.
Никто не знает почему женщины принимают подобные решения за всех и на все будущее, несмотря на очевидную абсурдность. Сами женщины - тоже не знают. Да и решениями это не назовешь потому как явно ничего не обдумывалось, а творится в порыве по наитию.
И, все же, были те, кто это понять может - именно разумом, те, кто разобрался, как и почему возникают реакции, когда не было времени их осознать. Нефертити или Вадим - вполне разобрались, но первый просто был не в теме, а второму и в голову не приходило анализировать поведение той, от которой у него давно уже самого сносило крышу.
День разделился на две части. Полоса поражающих воображение событий заканчивалась и оставалось ждать какой-то явно неизбежной развязки. Вадим отчетливо ощущал это. Как бы готовясь к финальному стрессу, мысли постепенно освобождались от напряжения. Чтобы помочь этому и отвлечься, он принялся разбираться со своим синаптическим коммутатором на тысячу цепей, - единственное, чего пока не хватало для макетной реализации его представлений об организации мозга. Как минимум, необходимо было иметь около миллиона таких вот коммутаторов, да еще с коннекторами хотя бы раз в десять меньше. Он и сам не знал, на что надеялся.
В дверь постучали, Вадим потянулся к фарфоровой унитазной ручке, - неизменному атрибуту всех туалетов того времени, подвешенной на толстой леске, идущей до двери, потянул ее, дверь и отомкнулась. Эта система не была нарочитым приколом юмора, - она всеми воспринималась совершенно естественно - как одна из многих самоделок.
В то время купить можно было очень ограниченный по функциональности набор изделий, а все хоть сколько-то нетривиальное приходилось изобретать самому. Кроме специализированных магазинов со всяким хламом, был еще один источник материала для самоделок: склады вторцветмета, никем не огороженные и доступные для всех самоделкиных. Поддатые охранники, лениво матерясь, взимали символическую плату, и то редко.
Когда возникала альтернатива: делать дистанционный открыватель двери, скажем, в виде электронной системы, потратив уйму времени или же просто приспособить что-то подручное, но с не меньшей, а подчас и более надежной функциональностью, конечно же, Вадим выбрал второе. Нельзя сказать, что система была полностью лишена эстетической составляющей потому как при каждом спускательном дергании ручки, когда из дверного проема выплывал взлохмаченно-озабоченный шеф, это доставляло Вадиму именно эстетическое самоудовлетворение. И поэтому он неплохо научился по манере стучания в дверь распознавать стучащего. Если это была Наташа, то он сам подходил к двери. Иногда он даже, в нарушении строгого указа сообщал ей четыре цифры кода двери, в то время как шеф никогда не был в состоянии их запомнить, даже не пытался.
В комнату вплыл трагически взлохмаченный шеф без определенных намерений.
- Ты чего лыбишься?... Ширинка у меня, вроде, застегнута, - он убедился в этом рукой, строго посмотрел, как Кеша клюет зерно, смешно проворачиваясь на жердочке вниз головой, потом подошел к Вадиму и принялся дышать ему через плечо. Это Вадим в нем больше всего недолюбливал.
- Вы что-то хотели, Юрий Михайлович?
- Ты это, Вадик, про отчет не забывай. Отпечатать еще нужно успеть. Это сейчас - самое важное, а ты не понимаешь, вот опять своим нейроном занимаешься...
- Надо же довести до конца. Статью-то написал, а еще ни фига не проверено.
- Нужно уметь вычленять главное из второстепенного. Конца у тебя никогда не будет. А вот излишняя категоричность и своеволие без учета реальных обстоятельств у тебя уже есть. Кстати, в статье это так и выпирает.
- Ну так пришлось все лаконично излагать, без политики и угождению заказчикам.
- Ты слишком торопишься, хочешь все сразу...
- Знаете, Юрий Михайлович, вот вы мне помогаете советами по статье, а я не могу тем же вам помочь, так жаль... Но может быть и вы что-нибудь готовите к публикации?
Шеф выпрямился, поджал губы и засопел.
- Пока не готовлю, - сказал он наконец сухо, постоял еще немного и, сердито шмыгнув носом, пошел к двери, - если отчет завалишь, будешь козлом... отпущения.
В этот день в комнату часто стучались всякие, и Вадим механически дергал ручку, и только Наташа больше не заходила. А он не мог решиться заглянуть в соседнюю комнату, упрекал себя в малодушии, хотя ему просто не с чем было появляться перед ней. И только к концу дня созрело совершенно очевидное для него убеждение, что если кто и может как-то помочь, то это - Нефертити. Вадим и сам не мог обосновать такого вывода, к нему его подталкивала зыбкая интуиция.
Все сразу отошло на второй план, не говоря о ненавистном отчете.
Он выскочил из комнаты и в несколько порывистых шагов оказался около выцарапанного черепа, но дверь не отзывалась на стук и не поддавалась как приклеенная. С досадой Вадим вернулся к себе, отложив визит до утра.
По дороге домой он купил себе килограмм пломбира вразвес, залил домашним клубничным вареньем и съел минут за десять под музыку самодельного усилителя, самодельных колонок и самодельного магнитофона.
Поутру, вежливо выждав полчаса, Травкин направился, к резиденции Нефертити. Но там что-то происходило непонятное...
Около двери, распахнутой настежь, толпились сотрудники как это бывает на месте трагического происшествия. Тут же стоял осунувшийся, беспомощный и в то же время предельно официозный директор. Шеф Травкина, держа в охапке большую бордовую штору, протиснулся в комнату. Вадим успел шагнуть следом за ним, несмотря на предостерегающие возгласы.
Прямо на полу, рядом с поваленным креслом, угловато и неестественно подогнув конечности, лежал Нефертити с ненормально подвернутой головой и в очень странном, заляпанном слизью, костюме. Волосы на голове были взъерошены, со слипшимися от крови прядями. Все это Вадим заметил до того, как шеф накрыл тело бордовой шторой.
- Юрий Михайлович! - губы у Вадима стягивало, и слова давались с трудом. - Что случилось?
Шеф порывисто обернулся, заметил Травкина и досадливо сморщился.
- Ай, Вадим... слушай, пойди на улицу, встреть там, - он растеряно потряс ладонью, - А, вот, уже приехали...
В комнату деловито зашли двое мужчин в халатах. Один из них тут же отвернул штору и внимательно вгляделся. Его лицо вытянулось, глаза расширились.
- Милицию вызывали?
- Да, конечно, - четко ответил подошедший директор, - Как вы думаете, что здесь произошло?
- Огнестрельная рана, смертельная, но почему-то уже затянувшаяся, - врач пожал плечами, - странно...
Шеф рядом нервно шмыгнул носом.
- Посмертные фокусы Нефедова, - прошипел кто-то вполголоса.
Вадим заметил шрам, идущий от левой скулы к виску. Странно, что это был именно шрам, а не огнестрельная рана. Грубые сросшиеся края, еще испачканные кровью и грязью, производили жуткое впечатление. Еще эта слизь...
Врач потрогал шею и нажал на глаз.
- Смерть наступила примерно час назад. Я такого никогда не видел, - заявил врач, - тут нужна экспертиза, - он значительно посмотрел на директора, - криминалистическая.
Директор еще более заметно осунулся.
Вадим, все более теряясь, с изумлением разглядывал детали костюма, скорее даже штурмового комбинезона, со множеством карманов и непонятных приспособлений. Тут в нос явственно пахнуло мочой, дыхание перехватило и его чуть не стошнило. Сжав челюсти, Вадим поспешно вышел из комнаты и, сильно смущаясь своей непослушной скованной походки, прошел мимо сотрудников к своей комнате, совершенно ничего не соображая.
Дверь открылась прежним кодом. Звонил телефон. Вадим, виртуозно лавируя, подскочил к аппарату и сорвал трубку, но опоздал. Это был типовой стационарный аппарат с дисковым номеронабирателем и без определителя номера. Других тогда не существовало. Через минуту снова позвонили. Это был Дима.
- Вадик! - кричал он, - Осьминог получился во всех подробностях! И стул самый настоящий. Ну, что скажешь?
- Нефертити убили, - промямлил Вадим.
- Что?.. Не понял.
Вадим откашлялся и повторил членоразборчивей:
- Сегодня Нефедова нашли мертвым в его комнате. С пулевой раной в голове.
- Ни хрена се....
- Все очень странно. Даже врач ничего не понял.
- Так. Я сейчас буду! - в трубке раздались гудки, и Вадим прихлопнул ею аппарат. Ему стало немного легче.
Он апатично сел за свой стол. Так, нужно отвлечься! Он вспомнил о давнем намерении, для претворения которого было самое подходящее время потому как больше ничем он не мог бы заниматься. Открыл дверцу тумбы. Ящики в столе были набиты кипами накопившихся бумаг, и Вадим принялся разбирать их. Занятие понемногу увлекло его.
Бумаги отражали историю его жизни в ОКБ ИИ, - настолько специфичную для того времени, что вряд ли ее, безусловно правдиво задокументированные факты поддаются разумному осмыслению сегодня.
Были здесь бескомпромиссные и наивные методики вычисления коэффициента трудового участия каждого члена коллектива в отдельности, не им задуманные, но беспощадно им раскритикованные в приложении, что непримиримо разгневало главного экономиста, которому было поручено адаптировать оплату труда к реалиям перестройки. Поэтому КТУ не был принят к большому облегчению товарищей-дармоедов, а честно-прогрессивные усилия Травкина опять остались не востребованы. Его же заумно несовместимая с существующими представлениями система оплачиваемых заданий тем более никем не была одобрена как явное покушение на принципы, которыми никто не желал поступаться.
Сохранилась копия насмешливо-серьезного письма, сочиненного им первого апреля и врученного задумчивому, не от мира сего сотруднику, который, однако, умел вставить слово на собраниях. Письмо как бы было от имени влюбленной в него сотрудницы. Парень трагически не сопоставил событие с датой и совсем ушел в мир внутренних прореживаний, замкнувшись на неделю.
Вот грязноватые листы потрепанной в жестоких дебатах анкеты-теста для выявления злостности бюрократов и бесполезности паразитов трудового коллектива, почти единодушно отбойкотированной самим же трудовым коллективом, что, фактически, оказалось тестом на количество таких паразитов.
А вот аккуратная из-за невостребованности стопка рукописных листов, где аргументированно обосновывалась абсолютная невозможность выполнения взятого тематического плана. Но план искусными махинациями шефов был исполнен на уровне отчетов при полном одобрении нормоконтроля и без каких-либо претензий проверяющих.
Взяв в руки копию докладной записки, поданной против него, Вадим остро воскресил память происшедшего и молча выматерился. Здесь живописалась история с вахтером, которого Травкин обозвал козлом, когда тот не пожелал узнавать его без удостоверения в выходной день. Игнорируя неотдаваемые вахтером ключи, он тогда проник в свою лабораторию коварно-изощренным способом, который Вадим простодушно пояснил юрисконсульту, исполняющему судейские обязанности, при понятых. У него и не было другого выхода: нужно было продолжить работу, которую настоятельно просили его выполнить в выходные, чтобы не обрушить план. Через час к нему ворвалась группа захвата, вызванная обезумевшим вахтером. Руководство вняло обстоятельствам, было благодарным за работу, но осталось верным понятиям и вкатило выговор.
Не менее адренализирующие воспоминания вызывали материалы о странном соперничестве с молчаливым и бесполезным сотрудником, тем самым, что смертельно побледнел, прочитав первоапрельский стишок. Он целый год разрабатывал прибор по теме и завалил испытания. Вадим благородно вызвался за месяц исправить положение, и сделал это уже через двадцать дней, сотворив все на другом принципе. Но именно старый принцип был защищен авторским свидетельством, полученным большой и влиятельной группой примазавшихся товарищей. Это было недопустимо, опять же, попирало понятия справедливости, ведь за внедрение всем авторам светило немалое вознаграждение... Поэтому внедряли именно неработающий прибор, показавший приемлемые характеристики, пусть не в реальности, но на уровне отчета на бумаге, что оказалось гораздо удобнее, чем в реальности.
Не жизнь, а сплошной абсурд. Вадим вздохнул и отвалился на стуле. Мысли и поступки людей в его убеждении были надуманы и нелепы, начинания запутаны, их пути извилисты. Люди по-прежнему не понимали и не доверяли друг другу потому, что их почти ничего не связывало кроме самой общей Коммунистической Идеи, которая более, чем идея никогда никем не использовалась.
По-прежнему то, что Вадим делал, много раз убеждаясь в верности своей работы, он не мог не только воплотить реально, но даже опубликовать результаты. Соответственно, на полках ОКБ ИИ годами хранились никому не нужные ящики и ящички опытно-промышленных образцов. Строго и всегда соблюдалась только самая общая диалектика: инициатива была наказуема.
Вадим сложил папки и, наполовину высунувшись, выглянул в открытое окно. Внезапно возникло общее ощущение неминуемости ветра перемен.
Требовательно раскричался Кеша, и Вадим осознал, что Наташа и на этот раз не пришла кормить попугая. Он встал на стул и вытащил поддон из клетки.
Щелкнул запор у двери, и совершенно неожидаемо в комнату протиснулся осунувшийся шеф, чудесным образом справившийся с вспоминанием кода.
- Что, Юрий Мизалый, наконец-то код запомнили?
Тот удивленно замотал головой:
- Нет, не помню! Как-то само получилось если не думать, - он досадливо махнул рукой.
- Вадик, я это... поеду сейчас сопровождать тело, а ты, пожалуйста, если с завода придут сам поговори с ними.
- Понял. А как там?.. - Вадим почти сочувственно посмотрел на шефа и продолжил замену фуража птице, - Что-нибудь прояснилось?
Шеф вытащил измятый платок и промокнул лоб.
- Теперь не расхлебаешь! - он болезненно наморщился, - Шмотки у него, оказывается, штатовские, чуть ли не "зеленых беретов", штучки всякие импортные в карманах, и зачем-то целая горсть охотничьей дроби. Ну и, предел всему, абсолютно не понимаю, - шеф ввинтил себе палец в висок и втянул голосу в плечи, - на кой черт ему нужен был пистолет, да еще не наш какой-то?
- Так он что, сам застрелился? - Вадим, оставив клетку открытой, слез со стула и встал перед шефом.
- Да теперь какая разница при таких уликах?! Шпион какой-то! Я вообще не знал, куда деваться, что сказать! - заметался шеф, - Ты бы видел Весельчака! Катался там перед всеми, заглядывал в глаза и пищал, что Нефедов зазывал его вчера в свою комнату после работы, чтобы разделаться за критику порнографического шоу.
- Вот падла, - не выдержал Вадим, - проникаясь сочувствием к шефу.
- Пойду я, - шеф с разгона преодолел узкое место между стеллажами и выбросился из комнаты.
Вадим вернулся к своим бумагам и почти закончил разбирать их, как в дверь постучали незнакомым пока еще стуком. Вадим чуть подумал и дернул ручку.
- Быстрее, Кеша летает! - крикнул он, и в комнату заскочил Дима.
- Привет, - он энергично приблизился, протянул руку Вадиму и уселся рядом. Молча раскрыв сумку, вытащил несколько больших фотографий.
Вадим в глубокой задумчивости уставился в них.
- Обрати внимание, - подсказал Дима, - Нефертити явно видит эту тварь, но ему пофиг! Я бы спятил от такого соседства, а он - хоть бы что.
Попугай сделал широкий круг и неожиданно уселся на стол рядом с фотографиями. Вид у него был такой заинтересованный, что Вадим вздрогнул.
- Ты чего, Кеша?
- Вот такая фантастика, - продолжал Дима, - Помнишь, в конце сеанса все думали про инопланетян и появилась эта штуковина?
В то историческое время контакты с инопланетянами ожидались чуть ли не с минуты на минуту, и любые странности люди склонны были приписывать им потому, что других объяснений, которыми в огромном ассортименте пользуются объяснители невероятного сегодня, тогда еще не существовало.
- Возможно, это страшилище с ним сотрудничает и решило, что ее вызывают? - разматывал ниточку версии Дима, - А тут столько народу, все и раскрылось. За такое предательство они его и прикончили. А пистолет могли подбросить.
Попутай топтался на месте и крутил головой, как если бы ему что-то там мешало, изредка вскрикивая совсем не по-попугайски.
- Что это с ним? - заинтересовался Дима.
- Да ну его! Тут как бы самим не шизнуться, - Вадим покрутил ладошкой вокруг головы. - Нужно решить, что делать дальше.
- А если всех свидетелей и нас тоже уберут? - Дима многозначительно кивнул на фотографии, - У Нефертити что-нибудь нашли необычное?
- Много всякого заграничного, включая одежду и пистолет. Его за шпиона принимают. А про осьминога уже никто не вспоминает потому, что после праведного визга Весельчака у них в голове осталась одна порнография.
- Добраться бы до его вещей. Как мне, однако, везет на мертвецов в последнее время! Знаешь, я думаю, что хоть Нефертити и просил повременить с публикацией, но теперь все меняется и как раз стоит поторопиться.
- Я тоже так думаю... Давай, Дима!
- Без проблем, позвоню сейчас, там у меня друг мигом отнесет в редакцию, - Сквозняков потянулся к телефону, и тут попугай возбужденно захлопал крыльями, заорал и отлетел к стенке, запутавшись в проводах макета.
Позади что-то тяжко вздохнуло и телефонный аппарат накрыла черная лапа с розовыми когтями.
Пахнуло густым ароматом кофе и парни, оцепенев от предчувствий, с усилием развернулись, готовые умереть в любую секунду.
Широко расставив ноги и небрежно привалившись мощным задом в зеленых шортах к лабораторному столу, стоял огромный негр. На нем еще была лишь непропорционально маленькая разрисованная майка, прикрывающая грудь и верх живота. Он что-то жевал и добродушно улыбался толстенными губами. Неторопливо убрав лапу с аппарата, он молча пожал плечищами и развел руки, типа "не в обиде, мужики, но не дам".
Парни смотрели на это чудо в полном параличе целую минуту, а оно жевало и ничем не мешало таращится на себя.
Наконец негр подмигнул и растаял, оставив после себя запах кофе.
На его месте неторопливо воплотился несколько полноватый крепыш с рыжеватой бородой, в плотном свитере, торопливо застегивая ширинку как это бывает с мужиками, выходящими из общественного туалета. Маленькие глазки моргали как спросонья.
- Сейчас я, минуточку, - чуть затягивая слова, пробасил он, приводя себя в порядок, - Ну и жарища тут у вас, - он скривился и с любопытством посмотрел в окно. - А-а.... разденусь, - он стянул с себя свитер и остался в рубашке.
- Привет, мужики, не обессудьте, что вас так...
- Кто вы? - почти шепотом спросил Сквозняков.
- Я из Беличана. Слыхали?
- В Сибири, что ли? - наморщился Вадик.
- На Колыме, вообще-то. Как-нибудь покажу, не пожалеете. Утиная охота, Марджот - это гора такая у нас...- он зевнул, - За Усть-Нерой места. Таких больше нигде... Задремал вот после ужина. Белкин я, Сергей Петрович, - он протянул руку Сквознякову, а затем Травкину. Вас я знал раньше, через Нефедова.
- А что с ним, вы в курсе? - заговорил Травкин.
- Непредвиденное обстоятельство, - угрюмо пробасил Белкин и Вадиму показалось неискренним его сожаление, - Поэтому я и здесь. Тебя, - он с уважением посмотрел на Травкина, - Нефедов рекомендовал, я собирался к тебе заявиться, вот и высыпался заранее. Пояса часовые у нас почти как с Америкой. А тут Джон разбудил, заметил, что вы Чиполлину торопитесь обнародовать.
- Что за Чиполлино? - решился уточнить Сквозняков.
- Ну, этот осьминог, Белкин ухмыльнулся и кивнул на разбросанные фото.
Вадим тяжело вздохнул и помотал головой.
- Я ни черта не понимаю... Что за Джон, почему он следил за нами? Что вообще происходит, и кто вы вообще такие?.. - Вадим подтолкнул ногой стул из-за стола.
Белкин без возражений со скрипом уселся, привалившись к столу.
- В двух словах. Джон поглядывал сюда с сегодняшнего утра, посредством этого самого попугая, - Белкин ткнул большим пальцем себе за спину, где изредка хлопал крыльями Кеша. - У него в башке есть такая штучка... концентратор, мы ему вместе с зерном скормили, и теперь Кеша - наш терминал. Сами мы люди с ба-альшими возможностями, ну, скоро узнаете. А Нефедов, как сами понимаете, тоже с нами был...
- Что за организация? - спросил Вадим, холодея от мыслей, что связался с террористами.
- И почему он погиб? - настороженно спросил Сквозняков.
- Могу прямо сейчас показать запись, что было, если вы без предрассудков... Сами все увидите.
Вадим посмотрел на Скзознякова. Оба ощутили волну беспокойства, но нужно было что-то делать.
- Показывайте...
- Ну и чудно, - Белкин ухмыльнулся, видимо предвкушая, - Все как в жизни будет! - задорно пообещал он и весело подергал себя за бороду, - Значит так. Просьба. Если что, вопить не надо. Это понятно?
Сквозняков окаменел лицом, а Вадим сурово кивнул и напрягся, усевшись поплотнее и ухватившись руками за сидение чтобы не улететь ненароком в открытый космос. И не напрасно.
В следующий момент Вадима прошибло болезненной сменой ментальности, и он стал мыслить, как чужой человек на фоне далекого эха его собственного сознания. Он устало продирался в гнетуще-сумрачном лесу среди невозможно огромных кряжистых исполинских деревьев, черно-зелеными громадами закрывающих небо. Отслаивающаяся кора топорщилась на стволах уродливыми пористыми глыбами, заросшими травой и зелеными кустиками. К густому, сладковатому запаху невозможно было привыкнуть.
С каждым шагом беспрестанно шевелящаяся травяная масса оплетала ноги и приходилось с мерзким чмоканьем отрывать их, на что уходило немало сил.
Сверху невесомо опускались радужные шарики, попадая на одежду, бесшумно лопались, и оттуда расползалась и разлеталась какая-то мелочь. Частые глубокие рытвины, предательски замаскированные ровным волнующимся сине-зеленым ковром, особенно изматывали и, проваливаясь, он каждый раз в бессильной ярости выдыхал односложное ругательство. Зловещие белесые струи изредка появлялись из-за стволов и, змеясь длинной лентой, пролетали мимо низко над травой. Каждый раз сковывающий холодок продирал изнутри, хотелось застыть и слиться с деревьями.
Все это не очень походило на напутственные описания места встречи, но чужой канал связи привел его сюда и оставил в этих дебрях. Одно лишь совпадало: здесь относительно сносно дышалось, хотя от спертого духа иногда перехватывало горло.
Он начал было перебираться через поваленную ветку-бревно, покрытую колючей чешуей, но, перекинув ногу, так и остался, усевшись в изнеможении. Задрожавшей от внезапной слабости рукой он достал сигареты, вытащил из пачки одну зубами, выронив на траву еще несколько, и закурил.
Все-таки отличный костюм порекомендовал ему Джон. Так комфортно в нем и будто совсем не весит.
Тускло переливающиеся пузырьки лопались вокруг, а он опустошенно смотрел на них, стараясь, чтобы нечисть не попала в глаз, и изредка подносил сигарету ко рту. Может быть, и не нужно никуда идти дальше?
Что-то больно кольнуло снизу. Он попытался вскочить, но ноги оказались крепко оплетенными живой травой, а снизу все плотнее в одежду впивались новые острые кончики. Они протыкали ее насквозь и впивались в тело. Зарычав, он вытащил нож и принялся кромсать приставшую траву, тараща глаза сквозь слезы.
Вырвавшись, он повернулся и увидел, что высидел на бревне множество тонких стрелок, которые на глазах еще немного вытянулись, но заряд роста оказался невелик и жесткая щетина замерла, ожидая. Он плюнул в гущу, там все радостно зазеленело и полезло вверх. Земной мат неслыханным в этих местах звуком канул в чащу.
Сверху что громоподобно затрещало, он испуганно вскинул голову. Обломившаяся гигантская ветвь зацепилась и повисла, оттуда полетели мелкие ветки и труха, а рядом гулко шлепнулась черная жирно лоснящаяся масса. Едко пахнуло чем-то хвойным.
Вскоре отовсюду потянулись длинные белесые шлейфы, обволакивая клубящимся облаком добычу. Стараясь резко не двигаться, он отстранился, часто переступая, чтобы опять не завязнуть в хищной траве, заметил рядом на возвышении покрытый ржавым мхом каменный выступ, забрался на наго и с облегчением расслабился.
С тех пор как он попал сюда, еще не удалось даже как следует оглядеться. Может быть, чужой канал, что привел его сюда, заброшен?
Он наклонился и сорвал жесткую и острую травинку. Капелька сока при этом брызнула ему в лицо. Он торопливо отерся. Стебелек в руке чуть потемнел, медленно извиваясь вокруг пальца. Он брезгливо отщелкнул растение и поднялся.
Открыть что ли интерфейс посоветоваться? Только вот с кем? И, все-таки, отсюда рискованно. Нужно еще немного подождать. Однажды было...
Сбоку раздался душераздирающий крик ребенка. Он вздрогнул, повернулся и увидел тускло отблескивающие глаза небольшого зверька, вцепившегося непропорционально длинными когтями в глыбу коры на необъятном стволе. Вздыбив шерсть, зверь стремительно метнулся вверх по стволу. Сверху упала гроздь узких сухих листьев.
Пытаясь разглядеть зверька среди ветвей, он долго всматривался, а когда опустил глаза, то на склоне своего бугра обнаружил две большие медленно расползающиеся малиновые кляксы. Трава по краям этих амеб стелилась в разные стороны как от сильного ветра и мелко вибрировала. Кляксы не спеша и синхронно переливались вверх по склону, оставляя за собой рыхлую выжженную землю. Они добрались до верхней точки, замерли и замерцали как два экрана с едва уловимыми иероглифами.
Ну вот, это уже другое дело. Они открыли какой-то свой терминал. Не похоже на гуманоидные существа. В прошлый раз общение получалось намного понятнее. Значит решили еще более снизить интеллектуальный уровень контакта, чтобы найти хоть что-нибудь общее.
Центры клякс вздыбились столбиками, сплелись как змеи и слились, образовав гриб с перекатывающимися по всей поверхности буграми. Что если бросить в них горсть концентраторов? Может быть, удастся идентифицировать их канал? Если только он есть.
Тело вроде бы аморфное и шарики концентраторов могут попасть рядом с их встроенным каналом. Как было бы заманчиво засечь их местоположение!
Он нерешительно сунул руку в карман и нащупал охотничью дробь. В шляпке гриба образовалось небольшое отверстие. Что-то метнулось к нему длинными струями, он вскинул руки, закрывая лицо, но было поздно. Тягучая жидкость уже стекала за воротник, омерзительно леденя тело. Он оттер лицо и стряхнул мутный кисель с рук, брезгливо и растерянно кривя рот.
Тут открылся интерфейс, и привычное чувство общего восприятия приняло его сознание, вернуло уверенность. Чиполлино был очень встревожен, а операторы каналов категоричны: в жидкости идентифицировано множество чужих концентраторов. Его фокус с дробью опередили. Активность чужих концентраторов быстро увеличивалась. Значит они проникают в тело. Когда они подойдут достаточно близко к фокусу канала, находящегося в мозге, их активность станет достаточной и чужаки смогут устремиться в канал. Остановить их будет невозможно.
Что за этим последует, если учесть полнее взаимное непонимание? Ну уж нет!
Чужие концентраторы можно остановить, только прекратив обмен веществ в организме. Чиполлино и Джон со свойственным им безжалостным юмором успокаивали: ничего, старик, засиделся ты в этой жизни биотерминалом, у всего есть свой конец. Пора остепениться в биосинте. Все понимаем, но ничего не сделаешь. Операторы паникуют: активность приближается к критической. Ну, давай, мужик, ты должен это сделать!
Он втянул носом глубоко удушающий приторный аромат, с неприязнью посмотрел на оседающий и щербатый как снег гриб, вытащил пистолет и передернул затвор. Очень захотелось пальнуть по малиновому бесформию, что-то подкатило к горлу, защемило и вдруг глупо стало жалко себя в этой жизни! Он удивленно посмотрел вокруг, поднимая пистолет к голове и последнее, что зафиксировалось - был упруго переливающийся шарик, парящий совсем рядом.
Разом спала пелена чужого видения, и Вадим сощурился от света комнаты, более яркого, чем сумерки в том лесу. Зато воздух показался чудесно чистым.
Рядом неразборчиво что-то мямлил Дима, подавленный пережитым.
Снисходительно сочувствуя, сопел Белкин, подергивая рыжую бороду. Другой пятерней он почесал футболку на груди и тихо пробасил: "Такие дела...".
Вадим сделал усилие, чтобы обрести себя и когда решил, что это ему удалось, заерзал и спросил:
- Так это что у вас, тайное общество какое-то шпионское, космического масштаба?
Белкин насмешливо воздел глаза:
- Ну, мы не экстремисты и свергать никого не собираемся!
- А появились вы как раз, когда я хотел позвонить в редакцию, - заметил Сквозняков.
- Неужели думаешь, что это было для кого-то опасно и вам вообще бы поверили? Просто нафига сырой материал давать? Еще одна дешевая сенсация? Разберитесь сначала сами как следует.
- И вы нам в этом посодействуете? - дружелюбнее поинтересовался Скзозняков.
- А разве уже не начали содействовать?
- Однако же, власти-то, наверное, ничего не подозревают, - добавил Вадим.
- Кое-кто из власти знает, - кивнул Белкин, - Все же, подумайте сами, как глупо было бы пытаться навязывать всем то, что понять может далеко не каждый. Мы открыты для тех, кто способен понять и фактически уже готов к подобной форме коммуникабельности. Вы, например.
- А товарища Нефедова вы дружно так приговорили, можно сказать, цинично даже подтрунивали, и я этого явно понять не готов, - Сквозняков посмотрел искоса.
Белкин вздохнул и ласково посмотрел на корреспондента,
- Ты же все сам видел... К этому трудно привыкнуть, - Белкин с хрустом размял пальцы. - Нефедов просто тело сбросил. Его интеллект давно сформирован в биосинте. Тела жалко, конечно. Удобный был терминал, - это мы так тела наши называем, чтобы не привязываться.
Вадим расширил глаза от пришедшей мысли и отвалился на стуле:
- Это что же, вроде бессмертия получается?
Тема бессмертия плотно встраивалась организаторами коммунизма в коллективное сознательное, как непременное завоевание советской науки, вместе с идеями дармового коммунизма. Членкор Академии Наук И. Шкловский в футуристическо-патриотической книге "Вселенная, Жизнь, Разум", заложил 120-летний генеральный план достижений науки и техники, где бессмертие обреталось человеком в 2090 году. А чуть ранее по порядку предсказывалось, что в 1970 будет создана ядерная ракета, 1980 - освоен термоядерный синтез, создание искусственного разума предусматривалось в 1990 году, в 2000 мы вовсю уже должны были колонизировать планеты, общаться телепатически и контролировать погоду. Контакты же с инопланетянами откладывались аж до 2100 года. В 2040 году должно было произойти таинственное явление: "обесчувствление"... и, более того, в 2060 - "разрушение пространства-времени", - перед самым бессмертием. Но все это - ерунда. Он предсказал самое интересное, то, к чему сводится вся рассказываемая здесь история: в 2090 году возникнет Мировой Мозг. Учитывая, что бессмертие обретается одновременно, остается предполагать, что путь к бессмертию - поголовное вовлечение в этот самый Мировой Мозг.
- Вот тебе, - Белкин посмотрел на Вадима, - сколько лет?
- Тридцать семь.
- Выглядишь, молодо. Так твое Я по сравнению с пятилетним и даже пятнадцатилетним изменилось настолько, что можно сказать, от того малолетнего Вадика ничего-то характерного и не осталось. Нет того мальчишки, а есть вот такой Вадим Романович, - совсем другой человек. Но смерти-то ведь не было. А вырастет у тебя сын, из чего он сложится? Из того, что у тебя переймет из опыта, повадок и, конечно, из чужого немало. Это в нем и будет главным, характерным. В нем твои повадки во многом повторятся, но он еще лучше к жизни приспособится - уже к новой. Ты в немалой части в сыне окажешься. Не в меньшей, чем осталось в тебе от тебя же - мальчишки. А потом и по внукам разойдешься. Вот только ты ли это будешь? Дело условности определения. Но стоит ли это называть бессмертием? Или смертью? Эти понятия не подходят уже к такому более глубокому пониманию.
- А как же еще это можно называть? - поинтересовался Сквозняков.
- Мы привыкли играть в названия... - покачал головой Белкин и вдруг, вынув из кармана горсть отборных семечек, принялся смачно щелкать их, выплевывая шелуху прямо перед собой. Пролетая сантиметров пятнадцать, она бесследно исчезала.
Семечки в то время носили немалое значение межкультурного фона общения, ну как сегодня у гопоты. Отказываться было не принято, да никто и не думал отказываться.
- Берите! - Белкин протянул горсть Вадиму и отсыпал ему и Сквознякову, - Так вот. Не в названии дело. Одним названием суть не опишешь, а только можно обозначить что-то, какую-то определенную совокупность признаков, - он задумчиво засопел и, громко раскусив семечку, продолжал:
- А то видится вам уже тайное шпионское общество... Вот скажи, - Белкин опять выбрал взглядом Вадима, - пустил бы ты к себе в дом чужого человека, чтоб кормить его, заботиться о нем как о родном?
- Ни фига се... вряд ли, - криво усмехнулся Вадим, рассматривая огромную семечку. Таких он никогда еще не видел.
- Естественно, - обрадовался Белкин, - ну с какой стати? Мало ли что? Вот если бы ты все знал о нем, чтоб мог как на себя положиться, довериться, да было бы между вами столько общего и интересного, чтоб вам вместе жить хотелось, тогда бы другое дело. Вот тогда между вами возможен был бы такой локальный коммунизм.
Последнее слово зазвенело в повисшей тишине особой, сакраментальной значимостью.
- А у меня шелуха не исчезает! - предъявил претензию Сквозняков.
- А она - обыкновенная, сама не исчезает. А, кстати!.. - остро почувствовав ключевой момент, продолжил Белкин, - коммунизм в предполагаемом варианте, требует выполнения этих же самых условий полного взаимного доверия между всеми людьми. Чувствуете смысл, мужики? Это значит, что нужно достаточно полное информационное объединение не только личностей, но и составляющих их культур.
- То есть... - протянул Сквозняков с горькой торжественностью, - коммунизм не достижим?.. О чем мы и раньше догадывались.
- А не надо так спешить, - вдруг назидательно осадил его Белкин, - надо слушать и понимать... Так вот, такое объединение биологическими, природными средствами недостижимо или нужна очень-очень долгая эволюция. Хотя тенденция такая есть в развитии любой культуры: вся истории человечества - это есть эволюция информационного объединения. Ну, а наше тайное шпионское общество - это такая его форма объединения не природными уже, а техническими средствами, когда находится место как примитивным, так и наивысшим уровням ее воплощения, во многих местах уже реализованным во Вселенной. И, естественно, каждый занимает там место, соответствующее своему пониманию. Вот так вот я ловко перевел разговор о бессмертии личности к коммунизму! Так что у нас в шайке не коммунизм, а гораздо круче.
- Ну а мы, конечно же, пока не доросли, - усмехнулся Сквозняков.
Белкин опять посмотрел на него как на ребенка и ухмыльнулся.
- Ладно, мужики, вы вроде не из тех, кто приключения любят только по телевизору. Мне кажется, что выбор вы сделали. Так что щас я вас буду примыкать... Клятв верности произносить не потребуется.
Резкий переход от философии к практическому выбору, все меняющему в жизни, ошеломлял.
- А справимся? - нервно хохотнул Сквозняков.
- А рискните. Думаю, приспособитесь довольно быстро к тому уровню, которой занимаю я или, скажем, черный Джон.
Воздух в тесной комнате всколыхнулся, и возник запах кофе с негром, сидящим на столе рядом с Белкиным. Тот повернул к нему голову, и они на секунду замерли прислушиваясь. Белкин кивнул и, дернув себя за бороду, пояснил:
- Джон воспользовался тем, что я его помянул, и дал волю своей обычной общительности. Предлагает не тянуть и ввести вам концентраторы, чтобы как минимум преодолеть языковый барьер.
Если бы такое предложение прозвучало для тех, кто уже насмотрелся фильмов о терминаторах, чужих и симбиотах-инопланетяшек в головах, то вряд ли бы так просто было получено согласие.
Вадим медленно повернулся к Сквознякову. Тот в легком замешательстве поднял брови и наморщил лоб, как если бы вопрос стоял о прогулке в горы на выходные.
- А расслабляться с пивом по пятницам я так же смогу? - спросил Дима.
- Если хочешь, будем на пару, - весело подмигнул Белкин, - у нас на Колыме рыбалка чудесная!
- Я согласен, - Вадим решительно посмотрел на Белкина, потому как был убежден, что демонстрация решительности в таких случаях очень важна для доверия.
Сквозняков потянулся к своей фото-аппаратуре и одел ремень на плечо.
- Так это сразу и насовсем? Или можно сначала попробовать на вкус? - он засмеялся.
Негр вопросительно посмотрел на Белкина, закивал и широко раздвинул толстые губы, сверкнув в улыбке белыми зубами. Он вдруг протянул ладони и в обеих руках возникли два больших ананаса, - редко вкушаемые при коммунизме фрукты, которые в то время символизировали некую Их свободу и нравы.
От этого движения Кеша подпрыгнул, захлопал крыльями и уселся на спинку стула.
В этот же момент громко хлопнул соленоид двери, и в комнату вошел невысокий, но крепкий человек с короткими усами. За ним прошел шеф, все еще руками помнящий код двери.
Незнакомец не ожидал увидеть столь колоритную компанию и выпучил глаза. Он осторожно, но решительно приблизился. Позади молча пробирался наморщивший лоб шеф, столь же шокированный увиденным.
Незнакомец напряженно и внимательно осмотрел всех, - запнулся взглядом на попугае и вымолвил угрожающе бесцветно:
- Я из уголовного розыска, инспектор, - он помолчал и чуть повернулся к шефу, - Это ваши сотрудники?
- Вадим э-э, Романович, - показал ладонью шеф, - и вот тот - корреспондент. Остальных я в первый раз, э-э...
Белкин поднялся со стула и встал рядом с Джоном.
- Присаживайтесь, товарищ инспектор.
Шеф остался стоять в проходе, даже не пытаясь втиснуться в тесное пространство.
Инспектор порывисто расстегнул еще одну верхнюю пуговицу на рубашке, бросил на стол тонкую папку и принялся доставать бланки.
- Так, товарищи, документики приготовьте, пожалуйста...
Негр, все так же дружелюбно улыбаясь, осторожно положил ананасы на стол рядом с папкой. Один из них покатился вперевалку и ударился о спинку стула с Кешей. Тот громко вспорхнул и перелетел на клетку.
- Вадим! - шеф отчаянно посмотрел на Травкина, - Запри птицу, пожалуйста! Товарищ из уголовного розыска должен с тобой поговорить, давай-ка, обеспечь обстановку!
Белкин пожал плечами и чему-то внутри себя усмехнулся. Негр и ананасы внезапно исчезли, оставив после себя острый аромат кофе. Инспектор окаменел.
- Спокойно, товарищи! - воскликнул Вадим в панике, - Обыкновенный научный опыт! Юрий Михайлович, это эксперимент - как у Нефедова. На самом деле других товарищей в комнате нет и не было.
Инспектор издал сиплый звук и зычно прочистил горло.
- По-моему, это не очень вежливо, да и неуместно! - набычился шеф, интенсивно соображая.
- Поподробнее, пожалуйста, молодой человек, - инспектор чуть развернул стул и со скрипом уселся, навалившись на стол и готовя чистый бланк, - Значит документиков не будет?
- Это вот наш сотрудник, Травкин, Вадим Романович, - начал было шеф, раздраженно ощущая себя в дураках.
- Это я уже понял, а кто этот человек? - инспектор посмотрел на Белкина.
- Я пришел по делу к товарищам.
- Так вы здесь есть или вас здесь нет как товарища негра?
- Я тоже есть, - вступил Сквозняков, - нас объединяет интерес к опытам Нефедова.
- Так... Все по порядку. Вы, - инспектор ткнул ручкой в Белкина, - если вы здесь есть, предъявите, пожалуйста.
- Тогда лучше меня нет, - решил Белкин.
- Допустим, - инспектор был зол за проявленный испуг и теперь решил ни в коем случае не терять логическую нить. Расскажите, что за опыты?
- Как вам сказать? - замялся Вадим, - Это особая ферма наведенного восприятия, что-то вроде гипноза.
Белкин довольно хмыкнул и некстати подмигнул Вадиму. Инспектор задумался. Потом неумело нарисовал у себя на полях бланка маленькую дулю, хотя все в нем протестовало от такой абсурдной порчи бланка. Он поднял глаза на Вадима:
- Тааак.... Значит ваш бывший сотрудник, товарищ Нефедов, занимался таким вот гипнозом?
- Да, но это, конечно, была не самоцель, - Вадим запнулся, - скорее средство для достижения цели... Нет! не так, это - было частью его научной программы.
- Товарищ Нефедов погиб очень странно, - перебил инспектор, - и это, возможно, как-то связано с подобными вот экспериментами. Допускаю, что это опасно и для других. Вам, Вадим Романович, необходимо максимально подробно изложить суть этих экспериментов.
Вадим растерянно посмотрел на Белкина. Тот лениво потянулся, разминая запястья:
- Я не вмешиваюсь, только хочу заметить, что вы, инспектор, не совсем правы. Дело в тем, что наш товарищ, Нефедов Григорий Савельевич, в настоящий момент находится в ясном уме и здравой памяти, кажется так формулируют, но пребывает в ином состоянии, которое избрал по собственной воле.
- Не понял, - инспектор скрипнул стулом и уставился на Белкина с видом человека, не желающего остаться одураченным, - это его тело было отвезено в морг?
- Это труп бывшего тела Нефедова, - пояснил Белкин.
Инспектор поднял брови:
- Это же его труп был отвезен в морг с признаками исцеления?!
- Да это был не его труп, а его бывшего тела. Вот врач же сказал, что так со шрамами не бывает. Не исцеляются после смерти. Назовем это биотерминалом. И не в первый раз уже Нефедов меняет тело, еще был трагический случай два года назад. Давайте я все по порядку и наглядно вам проясню!
Инспектор мучительно задумался, вглядываясь в лицо Белкина, потом чуть просиял как неумелый игрок в покер и кивнул.
- Что ж, не возражаю, если сумеете навести порядок в этом абсурде! Но сначала вы - или сами - иллюзия, или, будьте добры, документики.
Он повернулся к Сквознякозу, - И вас вот представили корреспондентом. Будьте любезны, покажите удостоверение.
Сквозняков кротко вздохнул и протянул убедительную красную книжечку. Инспектор мельком взглянул на нее, - А теперь вы, пожалуйста.
- Да ради бога, - Белкин протянул свой огромный кулак, раскрыл ладонь, и на ней блеснул новенькой обложкой паспорт.
Инспектор криво усмехнулся, - классный фокус! - но осторожно взял его, - Беличан это, кажется, где-то около Магадана?
- Не так уж и около, - засомневался Белкин.
- Значит, погранзона. Когда вы сюда прибыли?
- Около часа назад.
- Не в институт, разумеется, - несколько раздраженно уточнил инспектор, - Когда прилетели?
- Я не прилетал. Я - как этот паспорт... Инспектор, мы попусту теряем время. Скажите, вы хотите получить доказательства жизни Нефедова или нет?
- Так. Вопросы здесь задаю я!
- Вы недопонимаете ситуацию, инспектор! Неужели вы еще не почувствовали, что ваши казенные методы не подходят к данной ситуации? Что вы имеете дело с тем, чего очень недопонимаете и не готовы адекватно вести себя.
- Вы обвиняете меня в неадекватности?.. - с вкрадчивой обидой осведомился инспектор, но Белкин безнадежно махнул рукой и плавно растаял как чеширский кот с долгим последействием.
Инспектор закашлялся и, гадливо отбросив паспорт, вскочил. Паспорт мокро плюхнулся не стол и растекся быстро тающей жидкостью.
- Сейчас тут спец отряд наведет порядок!..
- Да погодите вы! - отчаянно вскрикнул Вадим, - я же начал все объяснять, а он вмешался! Давайте я продолжу!
- Хорошо, молодой человек, - инспектор, многообещающе набычившись, сел, - только не исчезайте, пожалуйста.
- Я-то не исчезну, - пообещал Травкин, - но должен вас предупредить, что не смогу объяснить суть всех этих иллюзий.
Сквозняков посмотрел на часы и решительно встал.
- Извините, товарищи, я на съемку опаздываю!
- Сидеть! Вы получите заверенную повестку на допрос, для оправдания! - инспектор раздраженно хлопнул ладонью по столу, - Вы тут собрались исчезнуть один за другим? Никто никуда не уйдет. Значит так. Или давайте нормально побеседуем или будем вас приглашать по одному в отдел, и разница вам очень не понравится.
Сквозняков секунду поколебался и, одернув ремень с плеча, опять сел.
- Ну что вы, в конце концов! - вмешался шеф, - Сколько уже времени потеряли! Неужели нельзя как-то попроще? Вадим! Ведь Нефедов тебе объяснял всю эту механику? Вот так же и перескажи!
- Ничем здесь не могу помочь, - промямлил Вадим.
Стало тихо. Наконец инспектор коротко вздохнул, порылся в сумке, достал бланки повесток и щелкнул ручкой, сосредотачиваясь.
В комнате чуть потемнело, возник сидящий на столе Белкин, деловито-невозмутимо одел на себя забытый свитер и было уже начал таять.
- О! оборотень вернулся! - заржал инспектор, которому уже все стало опофигевать.
- Хорошо, инспектор, - пробасил Белкин, возвращая четкость контуров, - Сейчас я все покажу в натуре.
Инспектор опасливо убрал руки со стола.
- Что вы мне покажете? Вы же фантом? Так ведь? Плод моей иллюзии!
- Я не плод, Инспектор... Позвольте, я сам поясню?
- Да ради бога! Давно этого жду! - инспектор со скрипом откинулся на спинку стула и прищурил глаза.
- Вы имеете сейчас дело с одной из форм галактической интеграции.
Инспектор чуть отрезвел, прикидывая границы своей компетенции и возможность прибегнуть к психиатрической экспертизе.
- А может не стоит вот так сразу простому служащему правопорядка? - засомневался Вадим, поворачиваясь к Белкину.
Инспектор взглянул исподлобья, топорща усы и наморщил лоб:
- Чего только не доводилось слышать, как только не отмазывались люди, но чтобы вот так нагло!.. С формой чего, не понял, я имею дело?
- Короче, мы связаны с разумными сообществами космоса, - обстоятельно заговорил Белкин, - Правительство в целом не в курсе, но в частности уже подготавливается так, что пока официально не в курсе. Нефедов находится там, в сообществе, вне того тела, что увезли. Вы готовы получить его непосредственные показания? Вы понимаете необходимость при этом хранить государственную тайну даже от непосредственного начальства?
Инспектор несколько долгих секунд что-то взвешивал на весах своего разума.
- Понимаю. А вы опять будете показывать ваши иллюзионы?
- Нет, покажу самым непосредственным образом. Мы перенесем вас сейчас в помещение космического базирования.
Инспектор зачем-то посмотрел на часы. Видимо, прикидывая, успеет ли он оттуда вернуться до ужина. Наверное, не получалось и он поднялся со стула.
- Лучше я вас вызывать буду по одному! - он вздохнул и принялся заполнять первую повестку, - Заодно с начальством утрясу. Не нужно меня одного подставлять.
- Однако, вы уже получили секретные сведения и это обязывает. Инспектор, вы видели здесь не фокусы, не иллюзии, а эффективную галактическую технологию в действии. Подумайте, сопоставьте все. Уверен, что вы, будучи умным человеком, придете к выводу, что здесь никто не отмазывается, а в самом деле нечто очень пока для вас необычное. Соответственно представляет собой государственный секрет. И вам необходимо в этом разобраться пока предлагают, а не пытаться оградиться формальностями. Ну, соберите-ка свое мужество! - Белкин резко встал со стола и оказался на голову выше инспектора. Тот чуть отпрянул, рефлекторно схватившись за кобуру и толкнул задом шефа.
- У меня нет допуска к гос секретам.
- У нас есть полномочия этим распоряжаться.
- Ннну... Черт с вами... поехали!.. Предупреждаю, что табельное оружие не сдам.
Сверху что-то невидимо обрушилось с тонким переливчатым звоном, и на месте окна до самого пола проступило и медленно угасло видение проема, за которой светлыми бликами показалось что-то, издали неразличимое.
- Прошу вас всех пройти прямо туда, это не опасно.
Сквозняков, резко выдохнул и неуклюже задев стул, шагнул в сторону окна, исчезая на ходу, причем его фото-сумка зацепила за край и исчезла за ним, втянутая чуть позже. Следом пропал Травкин.
- Ну что же, - засуетился шеф, понимая, что не отвертеться. Обретая мужество, выхватил платок и промокнул лоб, - товарищ инспектор, после вас....
Инспектор сурово стиснул челюсти, наморщил нос, шагнул в окно, и перед ним открылся светлый простор.
Сквозняков уже фотографировал большую, невообразимую форму, чем-то напоминающую павильон выставки "Науки и техника".
Двое мужчин и женщина развернулись на парящих креслах к вошедшим. Белкин помахал им рукой, и они так же молча ответили.
Неожиданно привычные, земные формы, хотя и не в необычном сочетании, вызывали некоторое облегчение. Только присмотревшись в деталях, становилась очевидны разительные отличия. Широкие столы с причудливыми изгибами были заставлены подозрительно знакомыми приборными стойками. Но позади них преобладали незнакомые зарубежные образцы электронных приборов светло-серого цвета, с красивыми экранами. И даже нечто совершенно уже невообразимое.
Похоже, здесь что-то собирали, как на заводе.
Стены зала изливали мягкий и ровный свет, который наполнял все без теней. А за ними смутно угадывались снаружи необычайно интригующие виды.
- Анна Ильинична?!.. - прокатился по залу, практически не затухая, безмерно удивленный голос шефа.
Женщина поднялась и бесшумно как тень Офелии наплыла ракурсом ближе, обретая несомненную реальность во всех своих деталях. Инспектор отметил красивые и необычные черты ее лица и что-то неуловимо чужое в движениях. Она располагающе улыбнулась всем.
- Здравствуйте, дорогие мои!
У шефа как-то сразу отлегло, и он почувствовал себя свободнее.
- Приветствую вас, Анна Ильинична! - шеф осклабился и деловито пожал ей руку. - Вот оно, оказывается, как!.. Так это и есть ваш кооператив? Товарищ инспектор! - шеф повернулся, - Знакомьтесь, это жена товарища Нефедова, Анна Ильинична! Похоже и в самом деле никакого горя не случилось.
Тут он слегка смутился, вспомнив этикет.
- То есть, прошу прощения, Анна Ильинична, это - товарищ инспектор. Он расследует дело о вашем муже. Господи... что-то я буквально как во сне...
- Сочувствую вам, - Анна Ильинична повернулась к инспектору и кивнула, задумчиво прикусив губу.
- По поводу мужа могу сказать, что не считаю очередную потерю его тела трагедией. Мы по-прежнему вместе, и даже у него теперь находится больше времени для меня, - она улыбнулась.
- Простите, - инспектор запнулся и откашлял опять подступившую хрипотцу, - я не понял. Что писать в протоколе? Если он лишен тела, то что же осталось? Душа?
- Ну, да, безусловно, - Анна Ильинична обрадовано развела руками, - его интеллект давно уже адаптировался ко множеству других наших тел и биосинтетических терминалов. Он распределен между нами. Потеря одного из тел, тем более далеко не молодого, право же, несущественна. Скоро он себе подберет новое.
- И как же вы с ним общаетесь? - спросил инспектор.
- Да я прямо сейчас с ним общаюсь! - она счастливо засияла, - Сергей Петрович, лучше бы вы объяснили это заранее!
- Ничего, Анна Ильинична, постепенно разберемся, - Белкин улыбался инспектору. - Дело в том, что товарищ Нефедов во многих своих проявлениях остался в памяти Анны Ильиничны, так же как и в памяти многих из нас. Он есть и в вашей, Юрий Михайлович, памяти, и особенно много его в памяти Вадима. Но это совсем другое дело. Вы пока не можете объединять интеллект целостно, как это практикуем мы, и ваши части Нефедова существуют разрозненно и изолированно, как модели его отдельных черт. А в нас он представлен цельно со всей своей системой значимости, связанной со множеством его навыков, со множеством разнесенных в пространстве органов восприятия и органов действия, связанными с его навыками, и все это еще резервировано на уровне его личного биосинта.
Инспектор слушал молча и только слегка подергивал левым усом.
- Так что в протоколе пишем?
- Думаю, что правильнее всего - самоубийство, что в точности и есть правда, - предложила Анна Ильинична.
- А иностранные вещи и оружие?
- Мы предоставим накладную о происхождении выданного ему инвентаря, все согласуем.
- Экономьте пленку, Дима, - посоветовал Белкин, - Ну, а теперь кое-что еще познавательного, раз уж здесь оказались!
Он направился к стене зала. Сколько Вадим ни всматривался, он не мог разглядеть место, через которое они вошли. Но перед Белкиным обозначился проход, когда он приблизился, озарив его лицо багровым светом. Сквозняков в профессиональном порыве приник к видоискателю.
Вадим подошел ближе и изумился. Гигантская ягода, напоминавшая землянику, спело лоснилась в красных лучах, широким снопом пробивающихся из зеленой дымки неба.
Образ огромной ягоды будет еще не раз сопровождать описания первого впечатления от инопланетных пейзажей потому, что способен возвращать к раннему восприятию детской непосредственности со множеством сказочных антуражей в виде домиков из леденцов, молочно-кисельным рекам и другой пищевой атрибутики, захватывающей детское воображение.
Этот экземпляр огромной ягоды лежал на подгнившем боку, и бугристое черное чудище, конвульсивно шевелясь, наполовину погрузилось в податливую мякоть, а густой сок пульсирующими малиновыми волнами стлался между дырой и напористым упругим телом. Ягода загораживала полмира, а позади над ней вздымалась фантастическая чаща, из которой тянулись к зеленому мглистому небу жаждущие жизни грибовидные и пирамидальные, парашютообразные, фонтанирующие жизнью растительные монстры. Слева внизу, частично скрытая от взора проемом, прижался к клубящейся траве черный дискообразный аппарат. Вадим прильнул к стеклу, чтобы лучше разглядеть удивительные подробности, а рядом в затылок тяжело дышал шеф, почему-то больше не вызывая неприязнь этим.
Анна Ильинична подошла неслышно и по-домашнему взяла их обоих под локти.
- Все уже прошли в другую комнату!
Фраза резанула Вадима ностальгическим воспоминанием детства, когда вдруг ему так сказали, и он прочувствовал сильнейшее волнение оттого, то все уже где-то в новых чудесных впечатлениях, а он остался и еще не знает, боится ли он этих чудес, к которым так опрометчиво и доверчиво устремились другие.
Можно ли было назвать это комнатой? Это был совершенно другой мир. Вокруг простиралась гребнистая как море медно-красная пустыня, до самого горизонта, где начиналось густое темно-фиолетовое небо. Казалось, что песок был раскален докрасна из-за зловещего свечения. Неслышимый ураган, резко меняя направление, срывал тяжелые гребни барханов и рассеивал крупный песок длинной полосой, наметая новые. Четко очерченный круг огораживал внешний мир, струи песка, извергаемые ураганом, с дробным стуком отекали невидимую преграду, не причиняя ей никакого вреда.
Посредине блестел лаком банальный канцелярский стол. На нем стояло незнакомое устройство с большим плоским экраном без каких-либо элементов управления.
Белкин выждал, когда все проникнутся картиной.
- Прошу внимания, инспектор. В настоящий момент Нефедов использует этот терминал, - он показал устройство на столе, - как свой орган общения с вами. Вы можете поговорить с ним, задать вопросы. А вас, Юрий Михайлович, я попрошу затем подтвердить, что характер ответов и речи знаком вам и присущ Нефедову.
- Если я это действительно замечу, - выговорил шеф и напрягся.
- Не буду томить вас, товарищи, - пронеслось вдруг в комнате как вздох, - Хотелось бы скорее прояснить это необычное для вас положение дел. С тобой, Вадик, еще разговор остался не окончен, а вы, Юрий Михайлович, уж простите за хлопоты и неприятные минуты.
Голос был и знакомым и чужим, во всяком случае тембр сильно отличался от привычного, но у Вадима не возникло ни тени сомнения, что говорит Нефедов.
- Да, это сильно напоминает Григория Савельевича, - удрученно подтвердил шеф, но ручаться не стану. Как это все странно...
- Понимаю, - промолвил Нефертити, - насколько все это непривычно.
- Может быть, вас есть какие-то вопросы, инспектор? - участливо осведомился Белкин.
- Даже если лично меня вы и убедили, точнее сказать поразили, то с точки зрения закона и, в еще большей степени, с точки зрения моего начальства, все это - полная фигня... Есть труп и с этим ничего не поделаешь. Есть криминальная ситуация. А у вас все на словах и доверии...
- А, это мы сейчас, - беспечно закивал Белкин и, выхватив ручку из воздуха, принялся писать на появившейся бумаге.
Нужно сказать, что в то время инопланетяне представлялись исключительно высоко цивилизованными и нравственными априори так, что встреча с ними мечталась как конец всей несправедливости на Земле, и инспектору даже в мысли не закрадывались подозрения о возможности подлого порабощения. Он бы сразу возликовал, если бы не обязывала строгость и ответственность исполнения обязанностей.
- Вот, будет вам коллективное свидетельство, так сказать, документированное, о наличии производственного вынужденно суицидального происшествия с тов. Нефедовым Г.С., подписи, естественно от членов кооператива, с которым сотрудничает ОКБ ИИ, - Белкин завершил документ закорючкой, отработанной в бесконечных ведомостях на зарплату. Ну и обещанные накладные на инвентарь.
- Вы просто подойдите к этому не стандартно, ведь не привыкать же? Еще писатель-фантаст А. Беляев подготовил к понимаю подобной ситуации, читали у него "Голова профессора Доуэля"? Там тоже - тело отдельно, разум - отдельно.
Инспектор отшатнулся потому, что рядом с ним возник знакомый негр только для того, чтобы, скаля белые зубы, расписаться рядом с Белкиновским иероглифом. Он исчез и на его месте плавным кинематографическим переходом образовался солидный мужчина, коротко кивнул всем, блеснув крутыми темными стеклами и, чиркнув ручкой, растаял.
Инспектор отошел от эпицентра появления персонажей этого спектакля и не зря. Всплеснув отростками, возник глянцевый Чиполлино, двинулся было в разные стороны одновременно, но опомнившись, мерзко скрипнул и совершил серию движений, от которой инспектор безудержно побагровел. Осьминог волной подался к столу, где после нескольких неудач все же справился с ручкой.
Шеф обессилено начал опускаться и под ним предусмотрительно возникло шикарное космическое кресло, на котором он с благодарностью развалился.
Сквозняков, несчастный от досады, суетливо перезаряжал некстати закончившуюся пленку, а призрачная последовательность людей, зверей и фантомов все тянулась пока, наконец, Анна Ильинична не расписалась сама, а потом, зажмурившись, не расписалась еще и за мужа. Вадим с любопытством наблюдал как из-под ее руки появился знакомый неподдельный нефедовский завиток.
Прямо из воздуха по листку ударила пара печатей, закрепляя достоверность документа.
- Вот, товарищ инспектор, - довольный затеей, суетился Белкин, засовывая свидетельство и несколько листов подписей к нему в элегантную прозрачную пленку, - Хоть на графологическую экспертизу, включая подлинную подпись товарища Нефедова. Все остальные - больше, чем друзья Нефедова, всегда готовые под присягой засвидетельствовать.
- Черт, да он-то зачем, если был суицид?!
- Ах да, - почесал репу Булкин, - ну не говорите, что тут и его подпись.
- Спасибо, товарищи, что заглянули, - сказал Нефертити, - Мне прямо стало легче, гора с плеч.
Особенно длинный шлейф ярко-красного песка прорезал фиолетовое небо и окутал змеящимися струями невидимую преграду, усилив впечатление нереальности происходящего.
- Хоть и далековато от Земли, a вот зашли же, чтобы проведать, как там ваш сотрудник, - расчувствовался Нефертити.
Шеф с инспектором встревожено переглянулись.
- А насколько далековато? - спросил инспектор, взглянув на часы.
- Ну, это, знаете ли, где-то в галактическом скоплении, если смотреть от Земли - в районе созвездия Гончих псов, я, простите, точно и сам не знаю...
- Как это не знаете?.. - промямлил Шеф, теряясь во вселенной.
- Свет отсюда до Земли идет тридцать семь миллионов лет. Да это не принципиально! - беспечно успокоил Нефертити, - Сейчас вас проводят домой. Что же, до свидания, рад буду увидеть вас еще когда-нибудь.
- Поехали? - кивнул Белкин.
- До свидания, Григорий Савельевич, - растерянно проговорил шеф, пытаясь обнаружить выход.
Анна Ильинична шагнула вперед и растаяла в песке среди пустыни.
Шеф зажмурился, шагнул вслед.
За ним вышел Белкин.
- Вадим, - как вздох возник голос Нефертити, - Нам бы нужно поговорить с тобой... Останься, если можешь и хочешь.
Инспектор стоял растерянно с листками в руке и смотрел в то место, где на фоне песчаного моря пропадали люди. Его должностной дух категорически протестовал против подобного. Куда он засунет эти листки? Он живо представил, как бы ответил на такой вопрос его начальник и заранее оправдывал его грубость.
Сквозняков обернулся, посмотрел недоуменно на инспектора, да так и исчез. Инспектор рванулся за ним и на той стороне с разгона уткнулся в Анну Ильиничну. Они не удержались и навалились на стол в тесной комнатке со стеллажами. Громко вспорхнул испуганный Кеша.
- Простите... - пробормотал инспектор, отстраняясь и разглаживая смятые листки. Он увидел Белкина.
- А мы ведь так и не познакомились... Черный, Александр Иванович, - инспектор протянул ладошку.
- Белкин, Сергей Петрович, - ладонь инспектора оказалась сжата на болевом пороге.
- Как вы думаете, Сергей Петрович, вы бы на моем месте рискнули показать начальству такое? - инспектор с грустной улыбкой тряхнул листками.
- Только после основательной подготовки.
- Но и тогда всего лишь моя проблема стала бы проблемой начальника, а дальше опять нет хода. Нам никогда не удастся официально все утрясти пока не раскроется вся ваша, простите, космическая мафия.
- Доказать существование нашей мафии, Александр м...
- Иванович.
- Александр Иванович, простите, вам будет также трудно, и содействие в этом я вам не обещаю. Не потому, что желаю остаться в тени. Дело в том, что в этом случае придется надолго все забросить и начинать доказывать, согласовывать, объяснять и, главное, делиться технологией с теми, кто ее не преминет использовать в силу своих очень приземленных представлений. Вы понимаете, насколько пока далеко до возможности открыть миру все это...
- Все же, вы мне выход подсказали какой ни на есть. Взвалю-ка я это на плечи моего начальства. Он выдюжит! - инспектор аккуратно спрятал листки в сумку.
Щелкнула дверь, пятясь осторожно вошла девушка, что-то удерживая в руках, и закрыла дверь ногой. Она повернулась и банки с водой и кормом чуть не выпали из рук. Это была Наташа. Она стояла молча, вытаращив глаза.
Кеша вспорхнул, принялся носиться кругами и, как всегда перед кормежкой шалить. Он налетел на окно в том самом месте и вдруг исчез вместе с треском крыльев. Стало напряженно тихо.
- Юрий Михайлович! - Анна Ильинична буднично-торопливо подхватила шефа под руку, - Здесь так тесно, пойдёмте в ваш просторный кабинет! - она кокетливо потянула шефа к выходу. За ними, на ходу сухо прощаясь, последовал инспектор.
Наташа медленно, с усилием протянула банки чуть трясущимися руками к стеллажу. Сквозняков с сочувствием помог ей.
- А куда улетел Кеша? - тихо спросила его Наташа.
Белкин шагнул к окну и повернулся.
- Сейчас я верну Кешу. Если Вадик минут через пятнадцать не появится, то это надолго. Дима, ну ты тут сам решай, как лучше, мне пора! - Белкин растаял в воздухе. Наташа оторопело присела на стул.
- Что же это такое?! - прошептала Наташа, готовая спасительным обмороком прервать связь с реальностью.
- Подождем Вадика? - спросил Сквозняков спокойно, - Вы садитесь и не обращайте внимания на эти фокусы. Мне лично они уже слегка приелись...
Травкин остался один. Он внимал едва уловимому, но непередаваемо лютому вою урагана, почти беззвучным ударам крупных как щебень песчинок о невидимый купол и поежился, представив, что делается снаружи. Неторопливо сел в кресло, так и оставшееся после шефа, и вопросительно посмотрел на бездонный экран терминала.
- Вадим, я не доделал одно дело. Ты видел и понял, насколько это рискованно. Там нельзя пользоваться каналами помощи. Теперь я временно вышел из игры, но другие мои товарищи сами по себе недостаточно подготовлены в теоретическом плане. Я прочитал твою рукопись. Ты сейчас, получается, единственная кандидатура во всей галактике.
Вадим чуть не заржал от неожиданности.
- Похоже на проверку, Григорий Савельевич?.. Неужели прямо во всей галактике?
- Есть, Вадик, неизмеримо более изощренные системы знаний и на таком уровне информационного объединения, что мы просто не можем вписаться в них. Но поэтому-то они и не годны для цели. Нужна эта самая золотая середина, когда твои реакции соответствует более естественным, более распространенным во вселенной проявлениям природы. В то же время уровень понимания должен быть как можно специфичнее цели.
- А что за цель?
- Межгалактическая интеграция разума.
- Я фигею, дорогая редакция...
Это был первый на Земле случай использования словосочетания "Я фигею", - специально хочется подчеркнуть это, как и использование "дорогая редакция" в ироническом контексте. Потом Вадим еще пару раз употребит эту довольно спорную аллегорию, и она начнет расходиться по головам. Учитывая известный эффект шести рукопожатий, происходит постоянная подпитка лексикона культуры от особей, которые затрудняются с использованием уже имеющихся смысловых символов и придумывают что-то новое, а другим наивным особям это нравится, и символ становится мемом. После этого консервативным лингвистам, ратующим за чистоту языка, не остается другого, как признать новое словечко легальным и начать его так же использовать чтобы не отрываться о современности.
- Понимаю твой скепсис, Вадик.
- А есть ли необходимость забираться так далеко? Или в нашей галактике стало тесно?
- Вспомни, Вадик, историю. Каждая из культур народов Земли не смогла развиваться в отрыве от других. Природные условия меняются достаточно резко. От многих народов, не успевающих влиться в общеземную культуру, остались одни лишь легенды, - Находились племена, слившиеся с местной природой и поэтому остановившиеся в развитии на уровне, достаточном для адаптации к существующим местным условиям. Приходили колонизаторы и миссионеры. Они подменяли культуры этих народов своей. Наше положение, Вадик, аналогично. Нужно и дать возможность самой Земле пройти по всему пути понимания, созреть для новых контактов и, в то же время, не терять связь, оставаясь в единой системе разума Вселенной.
- А нас-то учили проще, Григорий Савельевич, что в развитии главное - уровень производственных отношений, а раз так, то стоит нам дать вселенскую технику и мы - боги!.. - Вадим улыбнулся.
- Только сейчас ты начинаешь понимать суть процессов адаптации личности в зависимости от нового окружения. А вся история человечества - это эволюция информационного объединения людей, сближающего культуры и интересы. Если для отдельных личностей информационное объединение - прогресс и необходимость, то результатом его полного достижения становится образование суперличности, - общества, по своей структуре аналогичной организации отдельно взятой личности. И эта суперличность опять остается один на один с окружающим миром, замкнутая на себе. Поэтому, Вадим, нам нужна связь с другими подобными обществами, чтобы не деградировать. Но они в своем специфическом развитии настолько отличаются от нас, что к взаимопониманию можно приблизиться лишь, начиная с уровня примитивных основ. Поэтому нужна твоя помощь.
- Да я и не отказываюсь побыть примитивной основой, усмехнулся Вадим.
- Твоя рукопись, Вадик, это - модель твоего личного понимания, которое ты пока еще сам не до конца осознал и развил.
Травкин скромно поморщился.
- Считайте, что завербовали меня, Григорий Савельевич.
- Все бы хорошо, но ты пока не оставил достаточной памяти о себе у нас, а это - очень важно. Если что-нибудь наперекосяк приключится, как не раз было со мной, ты во многом будешь утрачен, поэтому нужно время. Ты будешь готовиться к своей миссии, а для этого нужно включить тебя в систему нашего общения.
- Как попугая Кешу?
- Да, это наш товарищ! - засмеялся Нефертити, - Очень удобный товарищ. Его входные детекторы мозга неплохо стыкуются с нашими. Он очень сообразительный!
- А вот эту сторону вашей телепатии я, кстати, не понимаю. Как же теперь с личной жизнью?
- Вспомни сеанс объединения: все воспринимали то, что им было интересно. Это было пассивное, неуправляемое объединение. А у нас, у каждой личности система значимости сама управляет каналами объединения и все, что не предназначается для других, окажется недоступным вовне. Так же как ты не говоришь вслух то, что не предназначено окружающим.
Наташе понемногу передалось спокойствие Сквознякова. Она призналась себе, что не часто попадаются такие приятные собеседники, и ей стало жаль, когда тот опять взглянул на часы и поднялся со стула.
- Знаете, Наташа, я, уже очевидно, не дождусь его, - Сквозняков одел сумку на плечо.
- Я тоже пойду! - почти испуганно заявила Наташа.
В окне мелькнули две огромные черные лапы и вбросили в комнату попугая, который полетел целеустремленно как торпеда. Наташа вздрогнула и попятилась. Кеша в последний момент вывернул перед самым ее лицом, с громким треском подлетел к своей клетке, деловито забрался в нее и, сев на жердочку, принялся кувыркаться, ловко подхватывая с полу старые зерна.
- Теперь это не комната, а ужас какой-то!.. - вскричала Наташа, - Нет уж точно: я здесь не останусь!
- Попугай голодный. Я вас подожду, бросьте ему корма, пожалуйста и мы пойдем.
А в это время продолжалась личностная модификация нового звена сверхразума Земли - Вадима Травкина.
- Вся твоя техническая модернизация, Вадим, будет заключаться в том, что мы установим у тебя в мозгу внепространственный канал-мишень, проще говори, концентратор. Но если ты пока морально не готов или устал, то подождем с этим.
- Сейчас я готов к чему угодно, - Вадим старался не замечать что-то неопределенно-тревожное и даже панически тревожное в глубине души.
- Тогда привстань на секунду.
Черт... неужели анально? - мелькнула неприятная перспектива. Он неохотно встал.
Вместо шикарного кресла появилось что-то, похожее на стоматилогическое, но с ремнем безопасности.
- Садись и не думай ни о чем плохом, - деловито приговаривал Нефертити, пока Вадим устраивался.
- На время привыкания нужно пристегнуться... Но это - чистая формальность! Как при езде на запорожце выше 200 км в час. Легкая щекотка в голове и...
- Вы меня только заряжаете своим, шуточками... - Вадим разобрался как пристегивается ремень и щелкнул пряжкой, - Готово!
- Теперь откинь голову и расслабься.
Прошла томительная минута.
- Все. Концентратор адаптирован.
Вадим просканировал себя внутренним взором и не обнаружил ничего нового.
- Подключаю!
"Оказывается еще не подключили!" - в панике промелькнуло в голове и мир высветился миллионами наложившихся ярких картинок. По всем чувствам ударило одновременно, в том числе и болью, и предельным счастьем, на секунду все оглушено померкло.
- Вадим! - настойчиво позвал знакомый голос.
Резко проступили очертания фигуристого мужчины, и Вадим с содроганием узнал живого Нефертити, только в расцвете физиологических форм. Позади багрово сияла пустыня.
- Григорий Савельевич... - это было произнесено вслух невольно, а одновременно строилось понимание всего происходящего. Стоило бросить взгляд на песчаный смерч за спиной Нефертити и автоматически становилось ясно, что это все - на краю галактики, а фон радиоактивного излучения породы под песком настолько высок, что маскирует виртуальные трассы внепространственных каналов так, что промежуточная База на этой планете - идеальное место для разведывательных вылазок без значительного риска немедленного внедрения в каналы чужеродного разума.
Фигура же Нефертити - суперпозиция образов, запечатленных в памяти знавших его людей в разное время и в личном его биосинте, в преломлении восприятия Травкина. Вадим понял, что у него самого есть теперь личный биосинт, а все становится ясно потому, что Нефертити дал ему напрокат свою память, следя за вниманием Травкина. Поняв это, Вадим стыдливо и неосознанно отгородился от наблюдения, сразу лишившись комфортного притока информации.
- Ничего, скоро привыкнешь к интерфейсу, - пообещал Нефедов, и это прозвучало очень убедительно. Но промелькнувшее вдруг воспоминание изуродованного тела Нефертити привело к боязливому неприятию и на секунду Вадим пожелал избавиться от этого наваждения. Нефедов тут же исчез из его восприятия.
Вадим опять сидел один в кресле. Его мысль метнулась куда-то, все перевернулось с мощным хлопком, он оказался стоящим на огромном летящем шаре густо сплетенных веток, ветер рвал одежду с тела, а внизу, в пронизывающем лимонном свете, среди разрывов спиральных облаков виднелось странное зеленое месиво с частыми вкраплениями огненно-оранжевых пятен. Рядом проносились стремительные тени, а шар под ногами тонко вибрировал и свистел.
Одновременно Вадим отчетливо понял, что все совершается взаправду, на самом деле, и он немало рискует. Порыв сбил его с ног на бугристую поверхность, Вадим дернулся и ему больно сжало грудь ремнем. Это вернуло его в кресло, но только на мгновение.
Он перенесся в тесную пещеру и ошеломленно замер. Из уходящего вдаль темно-зеленого лаза тянуло теплом и псиной. Вадим ступил вперед по хрустящему игольчатому настилу, и под ногами шмыгнул верткий зверь в серебристой шкуре.
Там, за поворотом, ждало что-то родное и таинственное, от чего в предчувствии сильнее забилось сердце. Вадим заворожено пошел вперед, пригибаясь под свисающими твердыми натеками. Впереди усиливался пляшущий свет, и за широкой колонной он ослепляюще ударил в глаза. Вадим успел заметить неестественно яркие языки пламени, и перед ним, загородив огонь, возникла кошмарная тварь с безобразной оскаленной пастью. Взметнулись полуметровые клыки, загородив весь мир, Вадим резко отпрянул и опять больно уперся грудью в ремень.
Он очнулся в кресле и призвал Нефертити. Тот немедленно появился перед ним и, завладев вниманием, предотвратил следующее приключение.
- Какой ты необычно беспокойный! Тебя уносит в терминалы, которые расположены в самых различных уголках галактики. Хорошо, что хоть фильтр выбора обеспечивает жизнеспособные миры. Ты слишком впечатляешься, видимо, все-таки, устал. Внимание так и скачет. Огненный демон, кстати, догрызает своего пастуха. Придется готовить другого.
- Зачем же вы мне позволили?! - Травкин побледнел и у него заныло в животе.
- Это был биосинт, не переживай. Лучше впусти меня, быстрее разберешься.
Вадим доверчиво расслабился. В тот же момент они слились в понимании всего, что произошло. Несколько перемещений внимания прошло гладко, и Вадим ощутил радость от открывшейся почти безграничной свободы. Он научился наводить влияние своего концентратора на все свое тело и окружающие предметы, осваивая перемещения и возможности канала пользователя. Но одни впечатления не успевали осознаваться, а внимание перескакивало на следующие, и в голове накапливались эти неосмысленные, но важные переживания, непослушно теснились в голове, причиняя почти физическую боль.
Нефертити отключился.
- Отдохни, Вадим. Лучше прямо здесь, - посоветовал он.
Травкин закрыл глаза, но образы, расталкивая друг друга, затеяли изнурительную, беспорядочную игру. Тогда он сделал последнее усилие и обратился в канал пользователя. Тело стало наполняться горячим блаженством и, тихо вздохнув, Травкин заснул, зацепившись за одно из впечатлений и раскручивая его как сновидение.
Сквозняков выскочил из такси, подбежал к солидному, но невысокому серому зданию и, противопоставив свой вес массе дубовой входной двери, ворвался в информационное агентство.
Махнув рукой товарищам, стоящим у стола охраны, и сделав им зверскую морду отчаянно опаздывающего, он, не меняя трассы движения, канул в цоколь здания по мраморным ступенькам.
Его дверь оказалась открытой. На диване у стола, заваленного фотографиями, по-домашнему свободно сидела знакомая сотрудница.
- Верунчик, привет! - дурным голосом крикнул Сквозняков и рывком выдвинул ящик стела.
- Прости, погибаю! - он вытащил из сумки отснятые кассеты и бросил туда горсть новых.
- Бедненький! - посочувствовала девушка. - Ты всегда погибаешь. А тебе еще и командировка светит.
- Господи!.. Ради бога, не говори ему, что я залетал! Сквозняков со второй попытки набрал номер телефона.
- Алло, Володя? Старик, выручай! Если я опоздаю, мне конец! Ну, спасибо, я выскакиваю!
Сквозняков выбежал, а девушка, кротко вздохнув, собрала оставленные отснятые кассеты и, теплея от мысли, что выручает друга, понесла их в печатный цех на обработку.
Очень скоро по учреждению поползли волны пикантных сплетен. На столе у главного редактора появилось несколько откровенно-вызывающих фотографий.
- Где Сквозняков?! - орал он в трубку, брезгливо удерживая двумя пальцами мокрый еще отпечаток, - Что за порнухой он тут занимается?! Передайте ему, как только он появится, что я давно и с нетерпением жду его в любое время суток!
Рядом с Вадимом, не вызывая у него прежнего чувства омерзения, клубился отростками Чиполлино. Он уже с ним неплохо познакомился и не спеша рассмотрел всю конституцию тела. Чуть крупнее полного бюрократа, эта тварь, покрытая вздыбленной шапкой акустических волосков, опиралась на несколько толчковых щупалец, усыпанных бубенцами присосок.
Первое знакомство через мысленное объединение с Нефертити открыло историю отношений с Чилоллино и значение его имени. Когда-то Нефертити, завязывая дружбу с этим существом, допытывался в тесном единочувствии с ним как того зовут и каждый раз у осьминога возникали устойчивые ассоциации вроде: "честный и полезный инопланетянин". Это, конечно, было не имя, а те свойства, которые тот приписывал себе. Осьминог откликался на этот образ, который, став известным всем, скоро трансформировался в укороченное Чиполлино.
Тонкости сути Чиполлино Вадим так и не сумел прочувствовать, даже сливаясь с ним восприятием. Например, назначения множества отростков. Здесь не хватало общих понятий. Ряд образований, опоясывавших тело, был скрыт полупрозрачными чехольчиками и когда "разговор" коснулся их, Чиполлино смутился, его нижняя лысая часть вздулась цветными пузырьками, но невольное предположение об их половой функции было равнодушно отметено. Сделав, наконец, усилие и став выше собственных предрассудков, Чиполлино предпринял искреннюю попытку просветить Вадима, но так и не нашлось общих понятий.
Иногда Чиполлино отхлебывал что-то из собственного отростка, и это было единственное, что пока с трудом переносил Травкин, хотя он назидательно сопоставлял, что люди склонны глотать свои сопли. И все же находилось много на удивление одинакового. Объединяясь разумом с осьминогом, Вадим отлично понимал его застенчивый, замкнутый характер, поражался остроте и неожиданной новизне сопоставлений и похожим на человеческие порывам.
Джон оказался куда циничнее. Его отец имел миллиардный бизнес и не так давно занимал одно из первых мест в десятке самых влиятельных лиц штата. Джон увлекался нейрофизиологией, в свое время углублялся в теории искусственного интеллекта, но божьей искры у него не доставало. Ухлопав десятки миллионов на нейрокомпьютер, но не добившись от него интеллекта, он забросил все и в отчаянии обозвал свое творение "железным справочником". Именно на него первого вышел случайно завербованный из землян агент Галактического Единого Разума, откровенно кичащийся нашивкой "ГЕРа", которая даже на свету испускала густое мягкое сияние непонятно какого цвета.
- Я пока не советую тебе соприкасаться с единым разумом, - предостерег Нефертити, - сразу не потянешь. Пообщайся с нами, лучше с Белкиным. Не бросай свое творчество, поделись своими идеями с Джоном. Здесь очень большие возможности, и, если у вас пойдет, а, мне кажется, ты на правильном пути, тогда нам всем будет легче понять очень многое. ГЕРа не научит этому. Можно хоть сколько объяснять ребенку как устроен приемник, пока он сам его не сломает и не соберет снова...
- Да уж, Григорий Савельевич! Если бы мне в детстве сказали, что для того, чтобы стать таким специалистом каким я стал, потребуется собрать по собственным выстраданным схемам штук пятьсот макетов и оживить их, а ведь даже досчитать до пятисот трудно, да сделать штук пятьдесят различных приборов и приборчиков и еще намотать сотни три трансформаторов, сотворить еще невообразимую кучу подобных вещей, я бы не взялся за это. Не поверил бы, что смогу. Да и слишком явная морока отбивает всякую охоту.
Хотя Вадим явно нашел повод похвастаться теми трудностями, что ему довелось пережить, но это и в самом деле походило на подсчет, а сколько придется в течение жизни одевать и разувать ботинки, чистить зубы, съесть коров, свиней и кур, вымыть посуды и сходить в туалет.
- Ты побольше практикуйся в общении. Опять ведь замкнулся, меня блокируешь. Все, что ты наговорил, мы бы поняли с полуслова.
- С непривычки слишком напрягаюсь. Дайте хоть немного привыкнуть.
- Привыкай. Есть еще необычный для тебя аспект твоего нового существования - половая комплементарность. Мне, думаю, не нужно доказывать тебе, что личность должна быть представлена по возможности всеми моделями поведения в различных ситуациях. Особенно теми, которые перекрывается. Так вот, модель полового поведения перекрывается в норме со всеми другими. А твой биосинт, от которого у тебя не будет тайн, пока однопол. Поэтому нужно чтобы он был связан и с твоим комплементарным партнером, короче, такой женщиной, которая в твоем представлении является ну... скажем, идеальной.
- Я понял, но что конкретно от меня требуется, Григорий Савельевич? - озадачился Вадим, - Мне нужно выбрать женщину?..
- Нет. Полноценный половой партнер означает очень глубокую общность некоторых значимостей до доминирующего отношения к партнеру. Ты точно не сможешь выбрать подходящую из известных тебе женщин.
- А как быть с тем, что у меня уже есть девушка? Она лучше придуманной.
- А разве можно быть уверенным, что это не твоя иллюзия? Что это - на всю жизнь и даже больше? Иначе ведь смысла нет. Мне не хочется тебя шокировать, но вероятность достаточно удачного выбора ничтожна. Особенно для твоего возраста. Да ты это и сам понимаешь...
- Я понимаю, но у меня это серьезно. Я обещал ее вылечить.
- Что с ней?
- Фигня какая-то на груди довольно страшноватая, язва, что ли...
- Язва....Это ведь еще и язва психики. Ты, конечно, вылечишь ее, Вадим. Сам вылечишь, через канал пользователя ГЕРы. Это запросто... Дай ка мне в тебе разобраться...
Травкин почувствовал чужую, довольно бесцеремонную волю и поразился с каким мастерством она в нем орудует. Неохотно и не до конца он открылся и, схлестнувшись в мгновенном мысленном споре с Нефертити, с ужасом осознал, как гаснут его доводы. С ужасом еще и потому, что узнал существенные подробности. Подруга, связанная с ним через биосинт, должна стать продолжением его собственной личности, и тогда снисхождение к любым недостаткам и совместимость обеспечатся по такому банальному, как ему раньше казалось, принципу как "понять - значит простить".
В самом деле, сам с собой не поладит только глубоко ненормальный, и только все, что касается пола, окажется ювелирно трансформировано согласно, опять же, его собственным представлениям о женском идеале. Как это ему раньше не приходило в голову, что у него в мозгу с рождения формируются и постоянно корректируются новым его опытом модели идеальной женщины для разных условий?.. Оставалось подобрать оригинал, максимально совместимый - из бесконечно неисчерпаемого вселенского арсенала женских судеб, оригинал, готовый комплементарно адаптироваться к нему, а он - к ней.
Властно-непреодолимая объединенная мотивация сфокусировала сознание, подавляя любое сопротивление всех других текущих мотиваций, и в легкой дымке заструившихся образов все четче, рельефнее и желаннее образовывалась гибкая женская фигурка. Ну да, надо признаться самому себе, что внешняя красота была для него очень важным условием полного приятия.
Это было не просто пространственное изображение, а целостное видение ее повадок, оценок и желаний. Каждая новая подробность, проявляясь из клубящейся неопределенности форм в результате восторженной отзывчивости Вадима, оживала, дополняя образ, становящийся все более волнующим, незаменимым и прекрасным. На каждом таком шаге происходило и обратное сопряжение так, чтобы потенциальные свойства Вадима оказывались идеальными для той женщины.
Имя, как и другие детали образа возникло как бы само по себе - тоже как наиболее желанное для него и приемлемое для нее. Постепенно с этим процессом его отпускало тягучее оцепенение и возвращалась его исконно собственная воля.
Они все узнали друг о друге или легко догадывались, и не было у Вадима никого ближе во взаимном понимании, чем Влади. Неужели он предпочел такое имя из-за созвучия с собственным?.. Он узнавал ее далекий удивительный мир ее пониманием, а она видела земные вещи и узнавала их его памятью.
Гораздо позже Вадим узнал, что во всем этом была одна главная методологическая хитрость: было не столь важно точно найти взаимно желаемое соответствие, которое со временем могло сильно измениться, а главное было - оказаться с очевидностью убежденным в выборе, ведь это и был собственный выбор отклика чувств того, что означало то или иное качество партнера. И тогда эта убежденность приобретала настолько предельно высокий характер, что ничто не могло уже ее поколебать.
Инспектор Черный с тяжелым чувством миновал двойную дверь и, принимая подобающе подчиненный вид, вытянулся было у порога, но мирно рокочущий отеческий тон убедил его в хорошем расположении духа начальства.
- Проходи, Саша. Ничего, что я тебя так поздно вызвал?
Они поздоровались за руку, и инспектор уселся на стул по другую сторону огромного стола.
- Да всегда, как говорится, готов служить...
- Что у нас сегодня плохого?
- Я, Петр Наумович, в ауте, - признался Черный вдруг неожиданно для самого себя, и его схема последовательного и делового изложения фактов скомкалась.
- Что же так?
- Вы помните ростовское дело?
Добродушно-усталое лицо Петра Наумовича померкло, и он досадливо задумался.
- Помню ли я это дело, черт бы его побрал?!
- Сейчас мы столкнулись, по-моему, с гораздо худшим.
- Опять, значит, мафия... Ты однозначно разобрался?
- Однозначнее не бывает, Петр Наумович.
- Е....!.. Ты, это... не высовывайся тогда, Саш.... Ну их к дьяволу. Замурыж дело. В таком раскладе это уже не наша забота.
Черный вздохнул с облегчением, и мир опять повернулся к нему передом.
Вадим вернулся в свою лабораторию и неожиданно оказался в кромешной темноте. Только далекая тонкая полоска света намекала на дверь. Он осторожно пробрался между стеллажей и попробовал замок, уверенный, что лабораторию уже заперли снаружи. Но дверь открылась, и он вышел в плохо освещенный коридор. Соседняя комната была распахнута настежь, там горел свет. Вадим чуть не столкнулся с выскочившей Наташей.
- Привет. Ты что так поздно засиделась?
- Уже было уходить собиралась, но шеф попался и сказал, чтобы твою дверь не опечатывала пока ты не вернешься. Я и осталась ждать.
У Вадима вдруг от голода слегка закружилась голова.
- Спасибо!.. Но я сейчас сдохну, если хоть что-то не съем! - он с надеждой посмотрел на чайный столик в углу комнаты.
- Бедненький! - Наташа порылась в тумбочке и вытащила пакет с пряниками, - Сейчас я чай согрею.
Небольшой, но важный исторический факт: глазированные пряники были в то время всенепременнейшим атрибутом корпоративных, а в то время - коллективных чаепитий. Различаться могла форма пряников: круглая или продолговатая. Один пряник на одного человека за чаем - общепринятая этическая норма, напрямую следующая из суммы сброса с каждого рыла: двадцать советских копеек. Сдвоенные, слипшиеся плоскостями пряники как-то еще можно было выдать за норму, но это требовало нетривиальной изворотливости и остроумия, после демонстрации чего двойной паек засчитывался.
Вадим замер с отрешенным взглядом, уходящем в бесконечность, настигнутый необыкновенно желанными образами. На далекой планете Лейенс, в плавучем городе-дереве со свисающими домами-сотами, искрящимися в восходящих клубах оранжевого Сонгмо, окаймленными зелеными кружевами быстро тающих облаков, на тонкой как лезвие площадке над бездной полулежала Влади и думала о нем... Зов промышленных структур в океане был слабым и благодушным, ничто не предвещало беспокойства в ближайшее время, и Влади беззаботно слилась ментальностью с Вадимом - ее самым близким человеком из суровой и мужественной эпохи, прямым и отзывчивым, в экзотической пещере комнаты с нелепо замершими кульманами, облезлыми, еще не списанными на свалку столами и нервно подмигивавшей люминесцентной трубкой на потолке.
- Что-то забыл, Вадим? - Наташа вытряхнула из чайника старую заварку в мусорную корзину.
- Нет, все в порядке, потом расскажу, - он подошел к столу и уселся на шаткий стул. Голод опять накатал приступом, и он совершенно естественно внял предложению Влади, которое она сделала с радостной нежностью и без тени ревности, как если бы они сто лет как были вместе и доверяли как самому себе. Он сдвинул стаканы и тарелку с пряниками в сторону.
- Наташ, погоди, поставь сюда этот чайник, - Вадим нетерпеливо взял у нее из рук чайник и сам поставил его на край стола.
- Садись. Нафиг эти пряники.
Заинтригованная Наташа пожала плечами и села рядом.
- Только не вздрагивай, все будет нормально.
На столе стали появляться совершенно незнакомке вещи. Наташа вытаращила глаза и замерла. Вадим взял чайную ложку и, осторожно зачерпнув из широкого матово-оранжевого цилиндра густую массу, попробовал на вкус. Хоть он и представлял вкус по наведенному восприятию Влади, но голод и новизна собственного впечатления обострили непередаваемый аромат и гамму ощущений, не сравнимую ни с чем. Улыбаясь от удовольствия, Вадим зачерпнул другой ложкой и передал ее Наташе.
Та с усилием взяла ложку за кончик дрогнувшей рукой и, едва не выронив, поднесла ко рту.
- Спокойно, Наташа, все в порядке. Лишь бы нам вахтер здесь не пришил аморалку.
- Да я уже насмотрелась сегодня чудес. Так реально все...
Они молча принялись есть, и Наташа, немного привыкнув, заметила грустно:
- Ты стал заметно другим, Вадик.
Женщины четко ощущают такие перемены.
- Каким?
- Скрытным. Что-то здесь такое происходит, и мне никто не хочет объяснить... Шеф нервный весь, испуганный. Молчит. Анна Ильинична - та всегда была не от мира сего. И ты вот...
- Хочешь работать в кооперативе? Там, где был Нефедов.
- В кооперативе?.. Не знаю я теперь чего хочу. Все как по сне. Устала, наверное.
Они распробовали деликатесы. Потом Вадим одним движением смахнул инопланетные чудеса в небытие и повернулся к Наташе.
- А сейчас будем лечиться. Ничего не бойся.
Она не успела опомниться. Все произошло очень быстро. Как бы поток горячего воздуха всколыхнулся от Вадима, и марево исказило предметы вокруг. Тело у Наташи перестало весить, а жилы запульсировали в горячем тугом ритме. Нестерпимо зачесалось, закололо исцелением ненавистное место, хотелось разодрать грудь, но непослушные ватные руки не поднимались. Наташа жалобно застонала в изнеможении, но все быстро начало сходить. Она почувствовала власть над телом, но губы еще дрожали от пережитого напряжения.
- Господи, Вадик! - выдохнула она в растерянности.
- Давай посмотрим! - предложил он нетерпеливо.
Она испуганно замотала головой и невольно подняла руки к груди.
- Хорошо, дома сама посмотришь. Пойдем отсюда?
Они закрыли дверь и ответственно опечатали лабораторию. Пустой коридор гулко отозвался на их шаги. Вахтер подслеповато вскинул голову от кроссворда:
- Это ты что ли очнуться должен был? - насмешливо спросил он Вадима.
- Да, это он, - торопливо заверила Наташа.
- Вот научники! Совсем себя не жалеют! Одного уже вынесли... Хорошо, что Михалыч предупредил, - вахтер закашлялся, - а то вдвоем тут, видишь ли, наукой занимаются ночью! - он погрозил пальцем и, тяжело подняв зад с ободранного кресла, выбрался из-за столика замыкать дверь.
Ночь в необыкновенной тишине улицы пахнула теплым ветерком. Непривычно чистый воздух с легким ароматом ночных цветов, звезды в безоблачном небе и простор безлюдной улицы сняли напряжение у Наташи. Она взяла Вадима под руку и шутливо пихнула в бок:
- Где колдовать научился?
- Нефертити перед смертью заклинание успел нашептать. Ты где обитаешь?
- Во-он в тех многоэтажках.
- И вот через эту жуткую стройку ходишь?
- Все ходят.
Стройки в то суровое время могли тянуться десятилетиями. Они прорастали специфической флорой и там заводилась специфическая фауна, - обычно в виде переродившихся хомо. Некоторые артефакты были не менее опасны, чем предметы из повести Стругацких "Пикник на обочине".
Тротуар уперся в необъятный дощатый забор с проломанным лазом. Наташа привычно пронырнула первой.
- Вадька! Неужели ты меня вылечил? Не верится как-то. Я думала раньше, что с ума сойду от радости, - болтала она, вглядываясь под ноги.
- Ты просто еще не осознала!
Биоструктурам в океане стало зябко с утренним течением, приносящим пищу. Влади поднялась с паутинного ложа, не отталкиваясь, сорвалась в бездну с площадки и заскользила в тугом воздушном потоке.
У Вадима захватило дух, и он споткнулся.
- Держись за меня! Я здесь уже все знаю, могу не глядя. Здесь неделю назад девушку, повешенную нашли.
- Женщинам в этих дебрях ночью лучше не появляться...
- А мужчинам, думаешь, можно? Что-то мне даже страшно стало...
Вдоль узкой извилистой тропки, по-муравьнному упорно проложенной народным потоком, освещенной негасимым даже днем светом зенитных прожекторов, угрожающе соседствовали различные ненавидящие людей предметы, предательские кучи и сооружения. Все они обладали собственным характером. Поэтому ветераны уже знали, где нужно беречь одежду от распарывания или измарывания, куда не дай бог ступить, в какую сторону лучше не смотреть и где следует затаить на несколько шагов дыхание.
Муравьиные повадки снующих здесь утром, в обед и вечером настырных людишек проявлялись во всем. Вот широкий бетонный блок, уложенный поперек тропы в попытке пресечь движение, но протоптаны две новые в обход. Вот лоснится аккуратно разлитая на другом месте тропы лужа строительной смолы, но только одна жертва оставила здесь свои ботинки, а поверх уже брошены намертво влипшие доски, по которым с тупым упорством продолжали ходить именно здесь. Ну не обходить же огромную стройку если можно срезать по прямой?!
Полоса препятствий завершалась неглубокой канавой, за которой столь же косыми рядами, как и фантазия породившего их архитектора, стояли многоэтажки.
Они подошли к пещерному зеву подъезда, и Наташа повернулась к Вадиму, выпустив его руку.
- Вадик? Ты опять смотришь куда-то... никуда. Даже страшно.
Вадим добродушно улыбнулся и смущенно опустил глаза,
- Ты стал такой странный, Вадим! - Наташа отступила, всматриваясь в его лицо, - точно, совершенно другим стал! И знаешь... у тебя были раньше постоянно поджаты губы в напряжении, а теперь... мне кажется ты внутренне светишься!.. Там было так классно?..
- Да!.. - он открыто улыбнулся.
- Спокойной ночи, спать сильно хочется, - Наташа устало поморщилась, порывисто подошла к нему, ткнулась холодными губами в щеку и так застыла. Вадим неловко погладил ее жесткие волосы.
- Конечно устала. Ждала до самой ночи.
Влади вместо того, чтобы нырнуть в океан, осталась парить в восходящих потоках, скользя над поверхностью и погрузившись в сопереживание с Вадимом. Она радовалась ему и окутывала поддерживающей уверенностью и нежностью.
- Спасибо, Вадик, - Наташа повернулась и побежала в дом, гулко застучав каблучками по ступенькам.
Вадиму почему-то вспомнилась повешенная девушка. Он повернулся и задумчиво побрел назад через стройку.
Держась за выступающую арматуру, он вызывающе взобрался на бетонный блок и осмотрелся. Стояла необычайная тишина. Даже собаки, кормившиеся невдалеке у строительного вагончика подсобки, не лаяли. Вадим спрыгнул и с размаху пнул пустую консервную банку, что было почти неизбежным рефлексом для мужчин той эпохи. Жестянка склочно загромыхала и стихла в строительном хламе. Вскоре он выбрался на улицу и направился домой.
Он видел плохо освещенный тротуар и одновременно засмотрелся глазами Влади на удивительных морских животных, суетящихся вокруг, поворачивающих к нему любопытные морды, на узловатую сеть жадных биоструктур, конвульсивно бросающуюся на добычу, и незаметно подошел к своему дому.
Рядом проехала машина, ослепила его и резко остановилась. Из открывшейся дверцы показалась высокая фигура и направилась к нему. Вадим разглядел неплохо накачанного подростка. Парень подходил явно не для культурного общения. Он чуть замедлил шаг, молча, примеряясь.
Грабить вот так случайного прохожего из машины - глупо. Значит...
- Я вижу тебя на тренировку вывезли? - участливо осведомился Вадим, испытывая легкое, но приятное смятение.
Он сам посещал занятия в обеденные перерывы, которые проводил сотрудник, увлекающийся единоборствами, в цокольном коридоре, вместе с еще десятком пожелавших достичь бойцовской крутизны. Многие тогда посещали подвальные залы, качались, боксировали, осваивали доморощенное карате, чтобы быть на уровне требований усложняющихся взаимоотношений того времени. Часто для того, чтобы наработать навыки практически, устраивали избиение прохожих подходящей комплекции.
Парень остановился, и в его глазах мелькнула растерянность.
- И сколько людей ты уже отделал? - в Вадиме возникла спортивная злость, он шагнул вперед. Парень обозначил удар ногой, а силу вложил в руку, но был резко отброшен и прокатился боком по асфальту. Он резво вскочил и, сделав широкий взмах руками, стремительно развернулся спиной, вынося ногу в живот Вадиму. На этот раз он рухнул на асфальт гораздо жестче и, видимо, сломав руку, остался сидеть, болезненно прижимая ее к себе.
Влади замерла сопереживая, и разделяя с ним все эти мгновения успешности почти автоматических мужских навыков.
Из машины выбрался коренастый мужчина с бородкой и азиатским лицом. Он неожиданно проворно устремился к Вадиму, но, не добежав немного, будто врезался с размаху в стенку и, схватившись за голову обеими руками, присел от боли.
Вадим провел мысленный пунктир к бензобаку. Машина с громким хлопком вспыхнула, освещая яркими бликами стены домов.
Потом он вошел в свой подъезд и, стараясь успокоиться, не слеша начал подниматься по лестнице, но возбуждение от случившегося захватывало все сильнее. Он постоял немного перед дверью и, справившись с собой, вошел в квартиру.
Телевизор был включен, на столе куча газет, а мать стояла у окна, прислонившись лбом к стеклу и всматриваясь вниз.
- Извини, - Вадим остановился посреди комнаты, - я не знал, что так задержусь.
- Но позвонить ведь можно было? Я же волнуюсь. Вон, что творится, - она показала на окно, - Как раз перед тем, как ты вошел, слышу - грохот. Что там случилось?
- Откуда я знаю, мам, какие-то ишаки разбираются.
Вадим долго не мог уснуть. Влади искала причину разбаланса биоценоза на побережье океана, с которым не мог совладать биосинт экосистемы, а Вадим мучился вопросом: имеет ли он право так судить людей, как это он сделал только что. Но мысли скакали, пока он не забылся, и первый сон был простым перебором последних событий.
Он проснулся и тут же вспомнил про Влади. Она появилась рядом в постели прямо в своей скользкой искусственной коже и нежно прижалась, обвив его тонкими руками. Понимая, как никто другой, она успокоила и разрядила рой путаных мыслей, заразила уверенностью и, оставив счастливое чувство незыблемого единства, исчезла. Вадим заснул как ребенок.
Под самое утро, во сне, вновь пришла тревога. Вадим, переживая случившееся в пещере огненного демона, в панике метнулся назад к Нефертити, но демон преследовал его и здесь. Погоня продолжалась жестоко и нескончаемо.
Вадим проснулся в апогее кошмара. Он лежал на чем-то жестком, и подвернутая рука сильно затекла. Он открыл глаза и долго не мог ничего понять. От малейшего движения возникало чувство головокружения.
Белые как снег длинные полосы на густом голубом фоне стали восприниматься как облака, похожие на трассы самолета, Вадим поднял голову и увидел верхушки близких голых скал, поднимающихся среди рыжей долины с редкими зелеными пятнами растительности. Вадим хотел приподняться, но рука внезапно соскользнула и провалилась. Он с изумлением и страхом увидел, что лежит в одних трусах на узловатом переплетении рыжих лиан в палец толщиной, а далеко внизу, куда опускались тонкие редкие отростки, узкое ущелье заполнялось грязно-розовыми застывшими волнами ноздреватой и блестящей как слизь массой.
Вадим огляделся. Сплошное поле рыжих лиан держалось за скалистые склоны ущелья. Совсем рядом белел костями большой скелет с наполовину провалившимся в лианы бутылкообразным черепом. Вдали белыми пятнами угадывались другие скелеты. Больше всего настораживало, что в сознании не было характерных флуктуаций-образов ГЕРы. Влади он тоже не чувствовал. Вообще никто не отзывался.
Вадим осторожно повернулся и поднялся на четвереньках, отчего вся сеть вздохнула и медленно, как огромная чаша весов, принялась раскачиваться. Где-то должен был быть концентратор, который привел его сюда. Это может быть любой предмет. Ничего особенного Вадим не заметил и стал тщательно вспоминать каким же был его последний сон. Демон преследовал, никто не хотел помочь. Сначала Нефертити педагогично наблюдал за его отчаянием, потом занятая чем-то Влади между делом ласково успокоила его, заверяя, что ничего страшного нет, в то время как демон тянулся к нему когтистыми лапами.
А кто-то, это было самое страшное, и теперь Вадим вспомнил все отчетливо, кто-то, чтобы потешится над его жутким приключением, наслал в подмогу демону еще что-то невозможно безобразное, и Вадиму страстно захотелось забиться куда-нибудь подальше так, чтобы никто не мог его достать, отгородиться от ужаса хоть чем-то, хотя уже не верил, что есть что-то способное его оградить. И вот это его страстное желание, видимо, и было максимально учтено каналом пользователя ГЕРы. И если это так, то выходит, что он отгорожен ветхой рыжей сетью от какой-то немыслимой опасности.
Вадим с холодком по спине всмотрелся вниз в лоснящиеся месиво. Ни одного звука не доносилось до него кроме натужного поскрипывания лоз под его тяжестью. В этом застывшем мире даже воздух был недвижим. Вадим повернул голову к светилу и зажмурился под безжалостно горячими лучами. Он задумчиво посмотрел на скелет. Нужно как-то выбираться с этого места.
Вадим осторожно пополз к скалам. Вздохи раскачивающейся сети наполняли его противным страхом. Казалось, что вот сейчас он сорвется вниз.
Прямо перед ним блестел свежими зелеными листьями свежий росток. Вадим заметил, что вокруг тянутся в разные стороны молодые лозы. Они, казалось, были покрыты слизью. В отличие от старых рыжих лоз эти отливали грязновато-розовым оттенком. Вниз тянулся длинный тонкий стебель. Ближайший росток повернул к нему утолщенный конец и принялся наращивать усики в его сторону.
Вадим похолодел от такого открытия и отполз подальше.
Наконец ему удалось вылезти на скалы.
Вадим чуть повеселел и, качнув босой ногой большой камень, сбросил его вниз. Тряхнув сеть, камень загремел вниз по склону и как в масло вошел в ноздреватую слизь на дне. Со злорадной местью Вадим отыскал подходящий обломок и метнул его в ближайший зеленый куст. Раздался оглушительный треск, и на месте падения блеснула корона мощного разряда, взметнув к небу облако сизого дыма. Вадим от удивления прижался к скале. Выходит, это еще и электрическая сеть. А он полз по ней... Хорошо, что хватило осторожности не тронуть свежие лиану и не замкнуть цепь на себя.
Хотя живые ростки по сети располагались довольно редко, Вадим живо представил, что мог бы появиться здесь, сидящим прямо на одном из них.
Что же делать дальше? С этого места лучше не уходить. Если за ним явятся, то, скорее всего, в район того же концентратора.
Гребень скалы был совсем рядом, и Вадим решил забраться наверх. Поднявшись, он понял, что скала - это склон большой плоской равнины, а ущелье с сетью - что-то вроде гигантского оврага.
Здесь росла невысокая, но густая и тонкая, как ворс у грубой щетки, трава. Рядом паслось небольшое стадо приземистых серых животных с бутылкообразными головами. Широкой частью этой своей бутылки они водили по траве, оставляя полосы голой почвы. На узкой части бутылки, на извивающемся коротком хоботке, блестел единственный глаз. Вадима они игнорировали.
Босые ноги приятно утопали в упругом ковре, но вот тело чувствительно пекло жесткими лучами. Вадим смирился с тем, что обгорит здесь.
То, что он вдруг заметил справа, почти на самом краю обрыва, привлекло внимание. Рядом с глубокой рваной воронкой блестела покореженная ажурная конструкция.
Что-то произошло со стадом. Животные перестали косить траву. Обеспокоенно тряся бутылками, они принялись ходить кругами.
Тут Вадим разглядел вдали несколько похожих на волков тварей. Прижимаясь к траве, они подходили к стаду, окружая его широким веером. У бутылкообразных возникла паника. Явно избегая ущелья с сетью, животные принялись носиться группами вдоль его склона. Одно из них, повернув глаз в сторону волков, случайно налетело на Вадима и тот повалился на траву. Он почувствовал себя беззащитным. Вскочив на ноги, он побежал к конструкции, огибая воронку.
Это были длинные тонкие трубы, соединяющие зеркально отполированные шары. Вадим ухватился за трубу и дернул. Она слегка прогнулась. Он заметил рядом уже почти оторванную у основания шара трубу и двумя мощными рывками вывернул ее.
Волки теснили стадо к краю ущелья. На Вадима они не обращали внимания. Он остался в стороне и наблюдал как одно животное в панике бросилось к сети и, ловко перебирая широкими мохнатыми лапами, побежало на противоположную сторону. Вскоре все стадо понеслось к противоположному склону. Теснясь и брыкаясь, животные беспорядочной массой устремились по неистово пляшущей сети. Раздались громкие разряды электричества и это усилило панику. Волки приканчивали двоих опоздавших, перегрызая им бутылки.
Стадо перебралось на другую сторону ущелья, потеряв еще троих животных, убитых сетью. Вадим увидел, как вокруг оглушенных тел медленно поднимается зловещими розовыми цветками густая поросль лиан и заворачивает добычу в тугие объятия коконов.
Сеть заколебалась еще раз и, в том месте, где очнулся Вадим, появился человек с большой сумкой в объятиях. Он сразу потерял равновесие и повалился спиной.
- Стой! - заорал Вадим, сбегая по склону и накалываясь на острые выступы породы.
- Замри и не двигайся! Там опасно!
Человек остался сидеть, поджидая Вадима. Это был незнакомый мужчина в нелепом здесь пиджаке, брюках и с галстуком.
Помня, что сеть легко выдержала вес бегущего стада, Вадим ступил на лианы и, балансируя руками, быстро спустился к сидящему. Тот недовольно и в то же время насмешливо наблюдал за ним.
- Что же ты, родной, так с кроватки выпадаешь, - съязвил он зычным голосом.
Вадим виновато усмехнулся.
- Встать-то здесь можно?
Вадим протянул руку, и мужчина неуклюже поднялся.
- Времени у меня мало, - деловито сказал он, балансируя рукой, прижимая другой к себе сумку, - так что, родной, давай возвращаться. Пойдем туда, - он кивнул в сторону склона.
- Идите строго за мной, - предупредил Вадим, - Иначе... - он выразительно указал на ближайший кокон и старый скелет.
- Какое неприятное место! И угораздило же тебя! Ох!..- мужчина провалился ногами между сплетениями лиан, отбив промежность, но сумку не выпустил.
- Чееерт, как больно! Вот не думал, что буду как обезьяна тут...
Вадим снова помог ему, но, вытаскивая ногу, тот не уберег туфель, который полетел вниз, быстро уменьшаясь, пока не шлепнулся в оранжевую массу, которая набросилась на добычу множеством ложноножек.
Огорченный мужчина снял другой туфель и метнул следом.
- Давайте я понесу! - протянул Вадим руку к сумке.
- Конечно, родной, я к таким джунглям не привык. Только смотри, не выпусти!
Сумка оказалась неожиданно тяжелой. Скоро они поднялись на равнину.
- Наконец-то! - мужчина взял сумку и сходу вытряхнул ее содержимое на траву. И тут он увидел волков, рвущих свежее мясо, оцепенело замер, а затем нагнувшись, вытащил какой-то предмет с коротким стволом.
- Не надо, - Вадим протестующе махнул рукой, - Они нас не тронут, я уже убедился. - Как вы думаете, что это такое? - он показал на ажурную конструкцию.
Мужчина прищурился.
- Не знаю... Какая разница? Может быть это как раз то, из-за чего блокировали обратный канал на этой планете. Ну и переполох ты устроил! Это надо же случиться такому стечению обстоятельств: выпал в блокированный канал, да еще замаскировал его!
Мужчина опустил оружие и занялся другими железками.
- И что же, я теперь с каждым кошмаром так выпадать буду?
- Ну почему же, в детстве ты же научился не падать с кроватки, вот и теперь научишься.
- А если я во сне натворю что-нибудь ужасное? Например, Землю разнесу к чертовой матери? Или ГЕРе это все равно, подумаешь мелочь? - распалился Вадим.
- Ну, это так же непросто, как спящему завязать ботинки, тут просто какое-то дикое совпадение обстоятельств вышло, - мужчина тщательно сориентировал по приборчику получившееся сооружение, - Вот. Можно возвращаться. Примитивно, конечно, но некогда было изобретать. Встань-ка рядом, родной! - он ступил в неровный проволочный круг, расстеленный по траве и поднял шар.
- И что, я прямо в трусах?
- Поторопись, она сейчас сработает!
- Кто она?
- Кварковая бомба, родной. Другой энергии здесь нет, достаточной для перемещения.
- Всю планету вразнос!??
- А что делать?.. Заодно тупичок этот обезопасим. Щас здесь такой армагеддон будет. Никем не воспетый. Ну, давай же!
Мужчина рывком втащил Вадима, расправил плечи, бросил горящий взгляд в пространство и вдруг с чувством запел, а мир сжался в точку.
Они оказались в знакомом мягко сияющим стенами зале. Народу на этот раз было столько, что Вадим, смущенно оскалившись в общем приветствии, не сказав ни слова, исчез, переместившись наружу под вконец испорченную клубникообразную ягоду.
Рядом возникла Влади, бросилась к нему, обвив руками, но, почувствовав боль обгорелого тела, отпустила. Она его вылечила, накормила и даже одела во что-то необычное. К тому времени как возник Белкин она пережила в его воспоминаниях всю историю.
- А я только что вернулся с твоих поисков! - сообщил он, - сейчас еще немало народу тебя ищут. Ты, Вадим, уж извини, это я тебе подсыпал в конце сна дозу кошмариков... Ну не учел, что ты настолько у нас необычный. Такого еще не было, никто и не принимал всерьез, а ты ко всем подключался во сне без разбору.
- Блин... целую планету сожгли из-за меня, - потрясенно признал Травкин.
- Если бы эта планета не была тупиком с довольно опасными странностями, то так бы не поступили.
- И что, люди все еще где-то ищут?
- Ты же замаскировал канал и пришлось все тупики проверять. Вот для быстроты все, кто мог из русскоязычных занялись этим, а повезло Артисту...
- Точно, похож на артиста!.. Он ботинки там оставил, - Травкин нервно заржал.
- Знаю, - Белкин усмехнулся, скосился на Влади и начал таять в своей чеширской манере, - Ну, пока!
Проснувшись в великолепном настроении, Наташа собиралась начинать новую жизнь, очень легко забыв про свои комплексы, только почему-то эта жизнь никак не связывалась с образом ставшего странным Вадима. Обычно женщины объясняют это так: "Знаю, что хороший парень, но душа не лежит.". Еще она относила свои сомнения насчет его непонятной вчерашней замкнутости. Нет, она, бесспорно, как никому другому благодарна Вадиму... Но, пожалуй, главное, она понимала, что теперь, будучи практически безупречно красивой, могла бы рассчитывать на более крутой вариант, а Вадька всегда был каким-то не от мира сего.
На работу она пришла с твердым намерением сразу встретиться с Вадимом и в общении прочувствовать свое новое отношение к нему.
Но прошло уже минут десять рабочего времени, а Травкин еще не явился, и она забеспокоилась. Раньше он никогда не опаздывал. Да и это строго возбранялось суровым распорядком, при том, что никого не волновало, что делают на работе присутствующие.
Она накормила попугая и в тревожных предчувствиях решила остаться в комнате Вадима, поняв, что не сможет больше ничем другим заниматься.
В незаконно открытую дверь вошли шеф и инспектор Черный.
- Наташа! - шеф бочком прошел к столу, - Где Травкин?
Значит ему пока еще не представили списки злостно опоздавших. Наташа слегка замялась, не зная, выгораживать или говорить правду.
- Он... пока еще не приходил.
Шеф взглянул на часы и многозначительно хмыкнул.
- Здравствуйте, - инспектор чуть кивнул Наташе.
- Здравствуйте.
- Что будем делать? - поинтересовался шеф, - По-моему теперь, вы же сами понимаете, от него можно ожидать любых сюрпризов.
- Вот это точно! - недобро нахмурился Черный.
- Что-нибудь случилось? - не в силах скрыть тревогу, спросила Наташа.
- Как вам сказать? - Черный с сомнением посмотрел на Наташу. - ваш Травкин вчера ночью избил двух граждан и сжег их машину. Рядом с собственным домом. Его опознали двое бдительных соседей.
- Не может быть, - прошептала Наташа.
- Двое свидетелей и заявление потерпевших. А утром его уже не было дома. Мать подтвердила, что видела в окне горящую машину в то время, как он пришел и уверяет, что больше он никуда не выходил, да и вся его одежда на месте. Исчез прямо в трусах.
- Ну, тогда он вряд ли здесь появится, - засопел шеф и сердито шмыгнул.
- Я тоже так думаю, но на всякий случай, если все-таки он появится, немедленно позвоните мне. Запишите номер.
Побледневшая Наташа записала номер на кончике ватмана.
- До свидания, - Черный опять кивнул и вышел.
Шеф бросился было следом, но задержался у двери:
- А вчера ты его дождалась?
- Да. Уже поздно было...
- Вот ведь, блин! Завтра у нас отчет, а он!.. - шеф махнул рукой и выскочил, хлопнув дверью.
Наташа повернулась к окну и осторожно протянула руку к тому месту у окна, где пропадал Кеша. Ладонь уперлась в прохладное стекло. В дверь постучали.
- Открыто, заходите!
Это был Сквозняков.
- Привет, Наташа!
- Здравствуйте, а Вадима еще нет, и не знаю, стоит ли его ждать, если у вас мало времени.
- У меня отпуск!
- Что ж, тогда будем вместе ждать? - улыбнулась Наташа.
- А вчера он был?
- Он появился так поздно, что я уже спать устраивалась в кресле в соседней комнате.
- Тогда он, наверное, кое-что рассказал, а я сейчас покажу. Они сели за стол и Сквозняков достал из сумки пачку фотографий.
- А мне он даже ничего не рассказывал, где был и что за фокусы тут были. Он какой-то странный...
- Еще бы. Вот, к примеру, - Сквозняков положил перед Наташей фотографию Чиполлино с авторучкой в присоске.
- Что бы вы думали он делает? Подписывает свидетельские показания для инспектора Черного. А как вам нравятся эти красавицы? Тоже подписались, хотя я так и не понял, как это им удалось.
- Господи!.. Да где же это было? - у Наташи холодело все внутри.
- А там, куда Кеша вчера упорхнул. Нас всех водили на экскурсию в этот зверинец.
Наташа передернула плечами, отводя глаза от фоток.
- Ужас какой. Да я бы тут же умерла на месте. Знаете, этот Черный приходил только что. Утверждает, что Вадим избил каких-то там мужиков и поджег их машину.
- Нифига себе!...
- Вы думаете Вадим мог это сделать?
- Он теперь все может, Наташа. Его вчера суперменом сделали в этом зверинце, так что он - один из них.
- Боже мой... - Дима, это что, инопланетяне?
- Судя по всему, они уже давно здесь обосновались, даже ваш Кеша - их агент. Они за нами следили его глазами и ушами.
- А я тут иногда переодевалась!..
Наташа взглянула на клетку и тут же испуганно отвела глаза.
- Давайте уйдем отсюда, Дима!
Не дожидаясь ответа, она вскочила и, проходя мимо попугая, втянула голову в плечи.
Сквозняков собрал фотографии, и они вышли из комнаты.
- Я понимаю, что журналист должен быть смелым, но как вы, Дима, все это вынесли? Побывали в логове инопланетян!
- Когда я вижу такую натуру, то уже не рассуждаю.
- А помните, вы хотели и меня сфотографировать?
- Да, но вы обиделись почему-то...
- Обещаю вам, что больше не буду обижаться!
Скозняков ощутил приятное возбуждение и тепло ниже живота.
Этот день для Вадима задавался куда тяжелее предыдущего, но было и значительно интереснее. Он уже начинал привыкать и осваиваться, реальность в новом качестве воспринималась яснее, глубже и понятнее.
Он пообщался с Джоном и понял, что нашел себе долгожданного друга по научным интересам. И с Джоном же он начал необычные тренировки для подготовки к своему ближайшему предназначению: нахождению общего в основах двух вселенских культур. При такой тренировке блокировалось объединение разумов и языковый барьер оставлял лишь примитивные механизмы общения. Их-то и следовало развивать. Следующим на очереди в этой игре в понимание чужого был Чиполлино.
На другую стезю деятельности Вадима настраивал Нефертити. Он считал, что информационное объединение людей на стадии их психической разобщенности может основываться на установках современной социальной религии, что-то вроде религии научной истины. В точности так же, как на ранней стадии развития индивидуума он проходит период доверчивого обучения, перенимая навыки родителей, авторитетов и культуры. Религиозная тема неприятно поразила Вадима, но, проявив терпение, он разобрался, что под религией Нефертити просто подразумевал не подвергаемые сомнению в устоявшемся быту атрибуты общей культуры - как основы для последующего самостоятельного развития. Вадим не прочь был стать преемником подвижничества Нефертити, но лишь постольку, поскольку это интересно ему самому и не мешало текущим планам.
Уже под вечер, в беззаботном халатике, похожий на циркового гимнаста, Вадим, никого не смущаясь, прошел по улице дистанцию от ближайшего концентратора до своего дома.
В квартире ощущался аптечный запах. Из своей комнаты вышла осунувшаяся мать и, с удивлением рассматривая наряд Вадима, только и сказала:
- Что же ты со мной делаешь, Вадик?
"Нужно будет ей подправить здоровье", - озабоченно подумал Вадим.
- Привет, мам. Извини, опять я тебе сюрприз устроил... Понимаешь, за мною мужики заехали, я даже одеться не успел, думал, что скоро вернусь. Хорошо, что тепло на улице!
- Неужели ты будешь меня обманывать? Представь себе, приходила милиция, а ты сбежал. О чем я могла думать все это время?
- Милиция?!..
- Они говорят, что это ты поджег вчера машину. Оставили телефон, - она протянула помятую бумажку, - ты уж выясни!
- Надо же, ну ладно, разберусь.
Он зашел в свою комнату и первым делом сконцентрировал фокус следящего внепространственного канала на электрической розетке. Потом эмулировал набор номера телефона, указанного на бумажке. Ему почти сразу ответили.
- Черный слушает.
- Здравствуйте, это Травкин.
- А-а! Здравствуйте, здравствуйте. Я с утра вас жду. И, пожалуйста, на этот раз - здесь, у меня и, лучше всего, немедленно.
- Не вижу в этом необходимости, - Травкин слегка волновался, но надеялся, что по его голосу это не заметно. - Вы ведь получили сюрреалистический материал по Нефедову, и что же, хотите нечто подобное от меня? А смысл?..
- Послушайте, Травкин! Похоже вы возомнили себя теперь выше морали и права? И можете все что угодно вытворять? Жечь тачки, избивать граждан?
- Они ночью напали на меня. Хотели потренироваться на прохожем. Наверняка знаете про такую практику.
- А вот это уже не вам судить. Или теперь вы сами всем судья?
- Мне судья, товарищ инспектор, моя совесть. Это - чуть выше простого принуждения законом, верно?
"Едет крыша у парниши..." - тоскливо подумалось инспектору.
В то время еще по миру не прокатились террористические акты и политические перевороты, совершаемые теми, чья совесть определялась совершенно иной культурой, и Вадим не почувствовал диссонанса своих слов.
- Вы ошибаетесь, Травкин, и государство никогда не допустит подобного самоуправства.
- Послушайте, инспектор Черный. Вам придется привести ваши должностные амбиции в соответствие с возможностями... как в случае с Нефедовым. Вы ведь сумели тогда привести?.. иначе вы просто не потянете...
В трубке иронически присвистнули.
- Ну, Травкин, вы так прозрачно мне угрожаете!.. после этого не знаю, о чем и говорить с вами. Когда ребята будут заламывать вам руки мордой в асфальт, не обижайтесь.
- В двух словах, Черный. Вчера на меня напал щенок, которого маэстро-азиат вывез потренироваться на беспечных полуночниках. Я не дал себя избить и в назидание сжег их тачку, чтобы больше никого не уделали.
- Хорошо... В общем-то я что-то такое и предполагал. Но юридически именно они сейчас правы.
- Сочувствую, вам трудно, но что могу сделать? Явиться с повинной? Вы же понимаете, что истина не удовлетворит наше правосудие из-за ее фантастичности. И пожалейте ваших спецназовцев, ребята не виноваты, что вы не соразмеряете возможности. Скоро по Земле многое изменится в лучшую сторону.
Вадим положил трубку. Руки у него чуть сковывались волнением. С этим тоже нужно будет что-то сделать. Вряд ли инспектор вышлет группу захвата, он - не дурак. Пусть адаптируется к новой реальности.
Он вспомнил, что завтра - сдавать отчет и он не собирается подводить шефа.
На Лейвне была глубокая ночь, Влади спала, а Вадиму, привыкшему к постоянному общению с ней, стало немного грустно. Чем глубже он погружался в свою новую жизнь, чем больше узнавал, тем ему становилось тревожнее. Раньше он в жизни мало что замечал вокруг, да и был лишен возможности замечать. А сейчас границы разошлись и новое плохое и новое хорошее раздалось вширь и вглубь. Этот новый мир, где было все, пока с трудом вмещался в его представления, но требовал участия, а где взять столько сил? Он с надеждой подумал о Влади, она проснулась и потянулась к нему.