МОЗАИКА
Подбираю слова, разделяю так бережно буквы,
Что мелькают в сетях суеты как мальки на песке.
Ключ замки открывает, а может, исходит из замка
Ноосферы, где девушка Тоска мечтает в тоске.
Россыпь слов - виноградных сортов перепутье,
Перед камнем советов лежат - слишком много их враз.
Прикоснусь к ним рукой, не почувствую разницу смыслов
И уйду не спеша в новый мир неоконченных фраз.
В сердечном ритме снова лунный свет
Как темперой рисована зарница.
Деревья обнимает нежно тьма.
А сердце продолжает также биться,
Хоть день иль ночь, хоть лето иль зима.
Играет в темпе марша как шальное,
Встревая в монологи к тишине.
А если в поздний час оно хмельное,
Вся боль распятий прячется во мне.
То стон нечаянный, то всплеск из ниоткуда –
Идет неспешно лунный свет к реке
Путем излюбленным. Покоен он, покуда
Не потревожит зорька вдалеке.
Люблю иль плачу, в грёзах иль в стенаньях –
Всё тот же шаг, чуть сбивчивый, иль бег.
Теряется свет лунный в изваяньях.
Рассвет уже. Недолог лунный век.
Но ритм тревожный слух мой утомляет,
Как в старом граммофоне треск иглы.
Меня от тайны миг лишь разделяет…
Но тени упираются в углы.
И день являет четкие границы.
Волненье на щеках вместо румян.
А может, мир, любовь мне только снится,
И стук мерещится, как памяти изъян?
КОЛОКОЛА
От башни тень касалася собора,
Когда проснулся первый благовест.
Была я далека от этих мест,
Но звук внимала, стоя у забора.
Летящий так свободно, да без крыл,
Словно дыханье, с легкостью входящий
В мой мир, такой же приходящий
И улетающий в покой, где звук застыл.
Припомнятся печальные руины
Забытых храмов ищущей души.
Стремленья променяю на гроши.
Как миг исчезну, не поняв причины.
Войду в величье мощных куполов,
Меня принявших, словно дочь родную.
Хвалу любви как огнь в костре раздую,
И с ней сольется песнь колоколов…
Мне не дано звонить в колокола,
Хотя хочу прославить чувство меры.
Паду на землю пред лицом герберы,
Что смотрит так открыто в купола.
Но смолкнет звук, закончив речь свою.
Прощальным эхом небо отражает
Дрожащий стон. Всё больше поражает
Великий глас, вошедший в грудь мою.
И долго я стояла, слез не зная.
Мой взор растаял в мирной глубине,
Покуда не проснулась жизнь во мне,
И не позвала суета земная.
ВЗГЛЯД НА МИР ИЗ ПОЕЗДА
Играл оркестр в тени модерна.
Сверчки дробили звук колес.
Дул ветер, мне же показалось,
Что взгляд мой уложил овес.
В лучах заката нет той силы,
Чтоб тучи гнать. Там где-то дождь.
А ели целят копья в небо.
За тем дождем меня ты ждешь.
Летит все лишнее на шпалы:
Там мысль о тех, кто не со мной.
Из окон дождь меня коснулся
И увлажнил мой путь земной.
Не страшно… Это только память –
Она как прицепной вагон.
Была то станция Потери,
Но снова рельсы… цель… разгон.
Впервые задушила совесть
Я так легко. Слаба она.
Смотреть, молчать – вот пониманье;
Слова ж придумал Сатана.
Так почему ж мне не заткнуться,
Не бросить всё, чертям назло?
Бросаю щепку по теченью,
Плыву за ней, чтоб повезло.
Ветра вплетают смерть мне в косы.
Волна качает колыбель.
О, нет! Забылась… Поезд. Возраст
Не тот. И здесь не Коктебель.
Мечта сомнительного счастья
Улыбкой тронула уста.
И в восемнадцатом вагоне
Рисует память пустота.
* * *
Крышка зеленая из-под кефира
произрастала из свежего снега.
Но от ноги моей, точно с разбега,
вверх воспарила, спугнула синицу.
Так потеряла я ценную птицу.
* * *
Снег с негой нежной
не ждет, что подснежник
растает с последней снежинкой.
Неловкой слезинкой
снежок испарился.
В чьей-то душе гиацинтом раскрылся.
Cosmouse
«Ах, спустись же с небес ты на землю!»
Но зачем? К тем, кто так меня просит?
Там ветра, пятой точкой вздыхая,
Снежным бредом всю крышу заносят.
Ног касаются тени чужие.
На березе слеза от рассвета.
Да луна недобитой котлетой
Выплывает из чрева планеты.
Пробегают огни, да все мимо.
Все, что мило, то попросту мыло.
То, что ярко, то с нами не было.
Дали приз - по улыбке на рыло.
А повыше, там как-то все мягче:
Нет углов и локтей для задева.
И Сатурн не продаст свои кольца
Мужикам из созвездия Девы.
Превращается свет там в светила,
Растворяются в паузах звуки.
Так легко зарождаются звезды,
Знать не зная родильные муки.
Нет законов и подлостей прочих.
Нет столбов, что дают напряженье,
Бутербродов, сосисок из теста.
Но есть жизнь: в ней покой и движенье.
Только вот я спустилась на Землю,
И душе от того одиноко.
Не вернуться в родную деревню
До назначенного кем-то срока.
Дед Пихто
«Отвари потихоньку калитку…»
Искрится грусть попавши в паутину
Трактатов письменных чьего-нибудь ума
Но дед Пихто всем этим сыт сполна
И с легкостью взирает на картину
Где в мир разломанный прямых пересеченных
Нарушивших пространственность полей
Сливает чистый воздух Водолей
Там песнь стекает с лилий утонченных
И ветер с суши переходит в бриз
Волна камням слегка теребит плечи
Звучит с баржи мотив «Еще не вечер»
Чрез мост идут Елена и Парис
Сквозь миражи реалий и избытка
Пихто петляет поступью хромой
Шагает он не в гости, не домой
Туда где недоварена калитка
он
(ангельский антипод)
Смешен, как глупость, ловок, словно бес,
«Всегда желавший зла, творивший лишь благое»
Из леса – от дождя – под мой навес
Укрылся он, лишив меня покоя.
Качая головою в упоенье
От ложных чувств и мыслей невпопад,
Узреть легко пытливое сомненье
И пальцем в небо ткнуть не наугад.
Вверху прекрасно, в небесах легко,
Цвет синевы глаза как дым съедает.
И кажется, что небо далеко,
Но воздух тихо на ладони тает,
И входит в грудь волненьем, не спеша,
Как будто друг, давно уже нежданный.
Но ветер встречи бродит в камышах,
А звук шагов укрыл туман незваный.
Полыни горький запах между строк.
Лишь буква «О» укажет нам на вечность,
Делённую любовью на свой срок -
Зацикленную в фактах бесконечность.
Отмытые росою от беды,
Цветы проснулись вдруг от нерадений.
Белеет на листочках лебеды
Усталость всенощных привычных бдений.
Весь мир, зеркально сложно отражаясь
В комоде бесконечно-длинных дел,
В лучах бликуя и преображаясь,
Вберет в себя, смеясь, и мой удел.
И мне следить за ломким вкусом света
Счастливых дней, бездушных как зефир,
(Что приторнее соевой конфеты)
Чужих и горько-пряных как аир.
КЛУБИТСЯ ТИШИНА
Всё запутано, порвано, связано
Тонкой нитью в клубок тишины,
Рвущей то, что еще недосказано.
К счастью, слов мы не брали взаймы.
Жизнь долги отмеряет столетьями,
Но прощает всех тех, кто устал.
Кисти ивы раскинулись плетями
Там, где ветер шуметь перестал.
Можно жить, и не зная ответов.
Что найдешь, закрывая глаза?
В диалог не втирая советов,
Не увидеть: где дождь, где слеза.
Тени, призраки, или их тени.
Вечер. Ночью – лишь мысли о дне.
Что на дно день спустился, до фени
Всем: и дню, и дождю, даже мне.
Заклубится на фоне цветенья
Тишина. В ее власти теперь
Разделить слово «(с)тихо-творенье»,
И ушко от иглы, и…
От… к закат(-ау!)
«А завтра будет дождь», - смолчала даль,
Рассеивая в туче солнца свет.
И неба чистого искрящийся хрусталь
Закрыла тень от суеты сует.
Чаруя мимолетные мгновенья,
Слетят с дубов листы-черновики.
Рассветов ждут немые озаренья.
Но нет… опять им осень не с руки.
Побег от громких мыслей к тихой тайне.
Полет к любви через иллюзий град.
Звучит мотив в душе, хоть редко крайне.
Да песне той давно никто не рад.
Но милое, забытое томленье
Зажжется ярко-красным в небесах.
Словно закат последний в изумленье
В седеющих застынет волосах.
ОСЕННЯЯ КРЕПОСТЬ ЧУВСТВ
Из дыханья сплетаются сети покоя,
Захватившие осень под пляски листвы.
В смене красок с тобой переходим на «вы».
Стелет небо туман после летнего зноя.
А лесная тропа еще помнит шаги,
Что ложились небрежно, с любовью, упрямо.
Но мой путь - сквозь туман, ну а Вам идти прямо.
Под одеждой тепло, только мысли наги
Подмешались к листве. Разобраться не в силах
Где кленовый, где истинный, чистый где лист.
Да еще отвлекает малиновки свист:
Эхом лег в стороне на забытых могилах.
До последнего вздоха мне осень любить
Безответно, уныло, но искренне нежно.
Но зима укрывает все пологом снежным,
И надежду до осени новой дожить.
ВДЫХАЯ ЗВУК БУМАЖНОГО ТЕПЛА,
ГЛЯДЯ НА ПРОЗВУЧАВШИЕ МОТИВЫ.
Светло от прозы летнего тепла,
Когда вдыхаю вечер на балконе
И думаю о мировом загоне,
Что раскаляет мысли добела.
Вхожу я в резонанс с движеньем ветра.
Но нет его - и тишина во мне.
А звуки, приходящие извне,
Воспринимаются не тяжелее фетра.
Костра ль видны угли издалека,
Или лампады свет за монитором…
Соседи за ненужным разговором
Забыли про кипенье молока.
Стемнело уж, не видно ни бумаги,
Где буквы мирно пляшут прямо в такт
Пера движенью. Но еще не факт,
Что к ночи не скрестятся в танце шпаги.
Так мало места между двух дверей.
Над пламенем размыты очертанья.
От взглядов неизбежности, признанья
Становятся спокойней и добрей.
О, русский дух, тебя мне не понять.
Сам мир на мне играет как на кото.
И видно, в этом-то его это забота,
Чтоб струны вовремя на новые менять.
НИЗВЕРЖЕНИЕ В СОН
Сквозь сон ловлю пытливый голос дня -
В нем жизнь, прошедшая через меня:
Полет осеннего листа через туманы,
Сплетенье нервов, чувств былых лианы.
Игра теней и красок в новом свете.
Желанье жить, как писано в Завете.
Впадаю в сон, в небытие, покой.
Пустая тишь вместо хорала ночи.
Печальный демон делит сон со мной.
Как я устал, но уходить не хочет.
ВОТ ТАКАЯ метаФИЗИКА
Герцовый звук пришедших дум
Являет образ, мне не новый.
Да всплеск весла качает ум.
Но физик я не образцовый.
С тоски печаль в лицо метнула нож,
Поранив смутных черт успокоенье,
Оставив нам представшее мгновенье
На суд смертей и жизней. Что ж,
Не миновать упадка ветхой воли,
Хрустящей на зубах до слабой боли,
Застывшей на щеках морской водой,
Штормящей где-то за моей спиной…
Но ветер гонит стрелки на часах.
Ты в день иной с разбега попадаешь.
Из тени атома энергию рождаешь,
Ища волну любви в пришедших х-лучах.
И улыбнешься ты в туманность вычислений.
Один. Лишь пар растерзанных сомнений.
И вспомнишь вдруг нечеткий силуэт
Той, что не написала твой портрет.
От импрессионизма к хиромантизму
За январем,
под снежно-нежной мыслью
мне вспомнится портрет.
О, сколько крепких лет
преодолел Сезанн,
чтоб созерцали нынче этот свет,
идущий от холста...
Чуть дернутся уста
в улыбке слабовольной,
и солнце с полотна Моне
вольется в зал.
Он знал,
за рамкою прямоугольной
какая жизнь идет,
не ждет,
цветет,
поет,
а временами плачет
росою утренней,
дождем вечерним...
Но все же перед сном
грядет успокоенье.
И вне сомненья
появится чистейший свет.
Рассвет...
И нет
смешенья красок -
только чистый цвет...
Обнаружен организм с крупнейшим геномом Новокаледонский вид вилочного папоротника Tmesipteris oblanceolata, произрастающий в Новой Каледонии, имеет геном размером 160,45 гигапары, что более чем в 50 раз превышает размер генома человека. | Тематическая статья: Тема осмысления |
Рецензия: Рецензия на статью | Топик ТК: Главное преимущество модели Beast |
| ||||||||||||